Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна

Твой глаз найти в природе рад
Цвет, контур или светотень.
Но если станет тебе лень —
Поможет фотоаппарат.

Елена Георгиевна же отвечала за практическую сторону вопроса — покупку фотоаппарата, ставшего моим первым и позволившим сделать хоть несколько снимков в Горьком.

С середины 1990-х годов мы с Еленой Георгиевной стали соседями в Бостоне. К приходу гостей она всегда готовила что-нибудь вкусное — борщ, сациви, лобио, кабачковую икру… И всегда интересовалась всеми деталями жизни — и фасоном моих брюк, и новостями всех родных и знакомых, и чудесами техники. Так, подаренный ей её сыном Алёшей маленький робот-пылесос вызывал у неё живейший восторг.

— «Дмитрий Иванович[324] прожил 72 года, и Андрей говорил мне, что и он проживет коротко, как его отец, — поясняла мне Елена Георгиевна грустно, когда я её навещала в Бостоне. — Так я считала, что ещё хоть четыре года вместе у меня есть!» Дедушка умер в 68 лет.

— Елена Георгиевна! Вы уж попробуйте себя поберечь, отдыхайте побольше, — пробовала я свои неловкие увещевания, когда, в Бостонский период жизни, Елена Георгиевна сетовала, сколько хлопот она доставляет своей дочери Тане с вызовами неотложек. (Вопрос о том, что неплохо было бы ещё бросить курить, был табу!)

— Мариша! С моими болезнями можно лечь и хоть сейчас умереть. Вопрос — в характере. Я не хочу отдыхать, — с тихой усмешкой отвечала она. — Успею отдохнуть… в могиле! Но какая скука!

Елена Георгиевна до самых последних лет отличалась живостью ума и стремилась работать и принимать участие в общественной жизни. Её суждения с возрастом стали в чём-то точнее и мудрее. Вынужденно осев в Бостоне (тяжело больная сердечница, Елена Георгиевна не могла уже переносить дальние перелеты и суровую московскую зиму вдали от родных), она колебалась, имеет ли она всё ещё право высказываться по вопросам российской политики… В ответ на мой прямой вопрос о её прогнозе на будущее России, Елена Георгиевна отвечала:

— Мариша, я — пессимист!

— Конечно, мама — оптимист, — уверенно говорил её сын Алёша. — Стала бы она иначе вкладывать столько сил и души в общественную работу.

Елена Георгиевна как-то сказала замечательные слова: «Моя жизнь была трагична, типична и прекрасна!» Её радость жизни была заразительна: любовь к природе, ощущение счастья от близости детей, любовь к поэзии, — а также, к собравшимся за столом друзьям, которых она с гордостью потчевала своими «фирменными» блюдами. Жизнь Елены Георгиевны пронизала российскую историю ХХ века ярким светом шаровой молнии — осветив тяжелейшие моменты истории и личных судеб и заставив задуматься тысячи людей.

21 мая 2018 г.

Алексей Семенов

Семенов Алексей Иванович, сын Елены Георгиевны Боннэр, 1956 года рождения, учился в Московском государственном пединституте им. Ленина. Вынужденно эмигрировал в 1978 г, живет в Вашингтоне.

Алексей Семенов, 2003 г.

Когда мы переехали из Ленинграда в Москву, мне было всего 7 лет. В Ленинграде мы жили в большой коммунальной квартире, на Фонтанке, рядом с Аничковым дворцом — между Аничковым и Чернышовым (с цепями) мостами. С нашего двора можно было прямо пройти в Екатерининский сад. В коммуналке было около двадцати семей. Это был весь второй этаж (бель-этаж) большого доходного дома. Одна огромная квартира, поделенная на много комнаток. Наша комната мне казалось большой, с окном, выходящим на Фонтанку. Была огромная кухня, где все готовили. У меня сохранились светлые воспоминания об этом, казалось бы, трудном периоде. Я не помню никаких конфликтов с соседями, коммунальная квартира не казалась мне ужасной. Маму и папу, как мне казалось, все очень любили, потому что они были врачами. Мама была страшно занята, работая в роддоме, но у неё для соседей всегда находилось время помочь, осмотреть. Меня и Таню спокойно оставляли, говоря: «За тобой посмотрит тот-то». Было удобно, что в квартире всегда кто-то был.

Помню, как один раз папа спасал снегиря: тот свалился в Фонтанку, а папа прыгнул в воду. Естественно, это произвело впечатление. Снегиря достали и потом долго лечили. Это было рядом с нашим домом, там был спуск к воде. Ещё из детских воспоминаний: раннее утро, страшно холодно, но нужно одеться и переть в детский сад. Зимой в Петербурге жутко холодные ветра, светает в 10 утра. В 7 утра казалось невозможным одеться и выйти на улицу.