Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна

Отрицательный образ Елены Георгиевны старательно создавался органами госбезопасности. Хотя Сахарову, по отчёту КГБ, были уже «присущи негативные проявления» на момент «изменений в его личной жизни в 1971 году», с появлением в его жизни Боннэр КГБ счёл, что сподручнее всего будет представить именно Боннэр «злым гением» Сахарова. Ненависть к Елене Георгиевне, которую пропагандировало КГБ в 1970–80х годах, увы! — не исчезла бесследно и в современном фольклоре.

Я знала Елену Георгиевну с 1972 по 2011 год, долгий срок, в течение которого мы иногда совсем мало общались, а иногда много проводили времени вместе. Последние 16 лет жизни Елены Георгиевны, с момента, как я поселилась в Бостоне в 1995 году, я регулярно заезжала в дом № 45 по Лонгвуд Авеню. В конце жизни Елена Георгиевна сказала, что наша дружба прибавила умиротворения в её жизни. В системе моей электронной почты хранится папка с нашей перепиской, а в моём кабинете среди альбомов с фотографиями на полке стоит коробка со старыми письмами из Горького и альбом с марками, где первые странички создала Елена Георгиевна… Благодаря её кропотливой работе по изучению родословной дедушки, нам удалось восстановить связи с родными, контакты с которыми были прерваны в 1930-е годы. Так, дедушкина троюродная сестра из Берлина гостила у меня несколько недель назад и совместными усилиями мы подготовили материалы об общих предках Мухановых.

Я помню мою первую встречу с Еленой Георгиевной, когда мне было почти четыре года: у калитки дедушкиной дачи остановилась машина, и вышли дедушка и Елена Георгиевна. На следующее утро я разглядывала тонкий золотой браслет на правой руке Елены Георгиевны. «Как его можно снять?» — я тащила ободок, не зная, что браслет был «обручальным кольцом». «Он теперь никогда не снимется», — с усмешкой ответила Елена Георгиевна. Я не поняла тогда смысла того, что она говорила. Мне запомнился её красивый, грудной голос.

В лесу, сентябрь 1983 г, Горький.

Моя бабушка Клавдия Алексеевна умерла от рака желудка, когда мне не исполнилось ещё 5 месяцев, оставив дедушку ещё очень молодым вдовцом — ему не было и 48 лет. В последние годы жизни бабушки Клавы, при её поддержке, дедушка встал на путь отстаивания своего мнения; за его плечами были уже серьезные разногласия с руководителями СССР по вопросам испытаний ядерного оружия; по его инициативе начались переговоры о запрещении наземных и атмосферных испытаний водородных бомб; в их квартире на Щукинской побывали уже некоторые «инакомыслящие»… Ещё при жизни бабушки Клавы, летом 1968 года, дедушка опубликовал за рубежом свою статью «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе». Этот поступок повлёк за собой увольнение Сахарова с «объекта» и дал безымянному[320] академику всемирную известность.

Дедушка впервые увидел Елену Георгиевну — известную друзьям как Люся — на суде над одним из её старых товарищей в августе 1970 года и сразу отметил её. Спустя год, в августе 1971 года, они сказали друг другу о своих чувствах и началась их совместная жизнь, та, в которой, по словам дедушки, «год надо засчитывать за три». Дедушке только исполнилось 50 лет.

Когда я вспоминаю Елену Георгиевну, передо мной мелькает яркий калейдоскоп. Мне вспоминаются её живые рассказы о её детстве, о войне, и о работе врачом-педиатром — работе, наполненной любовью к малышам. Я вспоминаю её рассказ, как девочкой она бежит по лесу, пропитанному запахами лета, под проливным дождём — и шаровая молния на её глазах ударяет в ствол сосенки. Об известном английском палеонтологе Мэри Эннинг (нашедшей скелет ихтиозавра) сложилась легенда: когда в раннем детстве рядом с ней ударила молния, её энергия озарила девочку из простой семьи — и на всю жизнь «зарядила» её энергией, любознательностью, проницательным умом. Иногда мне кажется, что это и про Елену Георгиевну…

Марина с дедушкой в Горьком, май 1986.

Особенно много рассказов Елены Георгиевны я услышала за время Горьковской ссылки. Обычно мы с мамой навещали дедушку по несколько раз в году во время каникул (но во время голодовок ездить в Горький не разрешалось). Утром за маленьким кухонным столом или долгими зимними вечерами в гостиной, штопая мои свитера, Елена Георгиевна рассказывала кое-какие истории из своего детства и юности. В 1937 году отчим Елены Георгиевны Геворк Алиханов был арестован и расстрелян. Её мать Руфь Григорьевна Боннэр была также арестована как ЧСИР[321] и заключена в лагерь. В четырнадцать лет Люся осталась без родителей с младшим братом Игорем. Непросто было даже закончить школу! В начале войны, когда после курсов медсестер Елена Георгиевна служила в пехоте, ее серьёзно контузило, после госпиталя она до конца войны служила в санитарном поезде. Её зрение пострадало, и врачи сказали ей, что ей нельзя будет иметь детей. Со свойственным ей упрямством, Елена Георгиевна знала, что поступит по-своему.

Я за то люблю Елену,
Что упряма как полено.