Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна

Когда летом 1984 года шло следствие по делу Елены Георгиевны, ко мне в лагерь приезжали следователи. Это было совершенно необычно и неожиданно. Я пробкой в ШИЗО уже много месяцев подряд, ясно, что ничего полезного для дела от меня ожидать не приходится — и вдруг на тебе, приезжают. Да еще и согласны, чтобы я сам писал, чего вздумается. Ну я и написал. Мол, предполагаю, что ЕГ могут вменяться какие-то документы о содержании в лагерях, которые я и сам писал и подписывал ранее. Так вот теперь на собственном опыте и опыте моих сосидельцев свидетельствую: так, мол, и так нас содержат, что Группа писала, — то все правда. А еще и похлеще бывает. Ну и, пользуясь случаем, привет и поддержка самой ЕГ, которая (она потом это так вспоминала) «чуть не ангел во плоти». Ну, про ангелов там, конечно, не было, но хороших слов много написал[269]. Ей еще запомнилась справка от моего лагерного начальства «убеждений не сменил, на путь исправления не встал». «Вот, — говорила она, — а выставляют, будто не за убеждения сажают».

Мы с Таней уже были в ссылке, да и отец к нам приехал навестить из Калинина[270], и пришла посылка от Сахаровых. Там была бутылочка Амаретто (любимый ликер с тех пор). А на той бутылочке наклейка с историей рецепта. Какая-то вдова сделала настойку своему любовнику как «gift». Теперь трудно представить себе трех идиотов, ночь напролет спорящих над этим подарком — то понюхают (миндаль, синильная кислота, яд же), то попробуют (вкусно, черт!), то в словарях рыться станут. А дело все в том, что по-немецки — а мы с отцом немецкий учили — «gift» это яд, а вовсе не подарок, как в английском (Таня учила английский). Если бы Таня не была такой упрямой спорщицей, что двух Ковалевых может переспорить, так бы до сих пор и удивлялись, зачем это вдова хотела отравить любовника. Не уверен, что Люся помнила эту историю, но много лет спустя опять прислала Амаретто на какой-то из моих дней рождений. На этот раз споров не было…

Они с АД уже вернулись в Москву, когда нас с Таней пустили навестить ее болевшую бабушку. Навестили и Сахаровых, конечно. «Что, ребята, вас выпустили?». Нет, тогда нас не выпустили (до того и в Кострому не пускали, ниток купить). КГБ нас спросило вскоре, «не хотели уезжать на Запад до ареста — как теперь? Поедете?». Мы сказали «ладно» и получили две недели на сборы.

Умер Андрей Дмитриевич. Звоню ЕГ: «Как живете?» — «Не живу, существую…»

Ночевали как-то с отцом у ЕГ в Бостоне. Спальное место для нас одно — раскладной диванчик. Утром никак не можем его собрать, что-то заело. «Ванька, принеси молоток из кладовки. А теперь, мальчики, отойдите, дайте размахнуться». Я помоложе, залез под кровать, когда суета немного улеглась, поправил что там заедало. Это «дай молоток» так в ее характере. Не всякому мужику под силу, что она на себя брала.

А вот совсем не мужик. Детей любила сильно. Моих тоже. Поехали как-то в гости к нам в Нью Йорке. Стой, говорит, давай в детский магазин. Пришлось идти. Долго выбирала Лизке платьице и Дениске паровозик игрушечный. Жаль, он совсем юн был, разломал слишком быстро.

Не слишком часто мы виделись, и не каждый раз я ее снимал, но вот одна карточка (кажется, и ей нравилась), вроде получилась неплохо. Это у нее в Бостоне, мы только что вместе с ЕГ поцапались с Таней за права курильщиков, особенно престарелых, а теперь наслаждаемся победой и очередной шуткой.

Последний раз мы с нею виделись на Кейп Коде, на Тани Янкелевич даче. Как всегда, опаздывали, приехали поздно. Болтали сильно за полночь, а назавтра нам вставать в 8, опять спешить куда-то. Она вставала поздно, а тут поднялась провожать. Так не хотелось прощаться, так не хотелось думать, что, может, последний раз. Щемило, как перед неизбежным арестом.

Ну а потом Таня позвонила: мама умерла. Вот и все. Мне ее сильно не хватает.

Сергей Ковалев

Один из старейших диссидентов Советского Союза, в 1974–1987 гг. подвергался уголовному преследованию за издание «Хроники текущих событий». Был депутатом Госдумы первых трех созывов, занимал пост Уполномоченного по правам человека РФ. Десятки лет был близок с А. Д. Сахаровым и Е. Г. Боннэр.

…Не знаю, виделась ли Елена Георгиевна ранее с Андреем Дмитриевичем, но именно калужская их встреча была для неё решающей в судьбе. До Калуги я дважды встречался с Андреем Дмитриевичем, но это было поверхностное знакомство. Напротив, с Люсей я был знаком близко. Когда познакомились — точно не помню. Думаю, я с ней познакомился через Юру Шихановича — они с Люсей давно дружили, и у нас с Юрой были дружеские отношения и некоторые общие дела. Так или иначе, задолго до калужского суда мы с Люсей были на «ты».

Сергей Ковалев, 70-е.