Я полагаю, что, когда три месяца спустя, 19 августа, старая коммунистическая гвардия попыталась захватить власть, этот вечер 21 мая, посвященный памяти Сахарова, сыграл важную роль, вдохновив московских защитников демократии на оказание активного и открытого сопротивления попытке переворота. «Громоподобные аплодисменты», сопровождавшие речь Елены Боннэр, на которые обратил внимание Третьяков, придали им надежду на то, что сопротивление перевороту получит достаточную поддержку.
Елена Боннэр и Юрий Самодуров в деталях спланировали и хорошо организовали Конгресс, который прошел с участием сотен людей в Москве, которая в то время находилась в несколько хаотичном состоянии.
Гостиница «Россия» (которая впоследствии была снесена) обеспечила питание и проживание гостей. В течение 22, 23 и 24 мая участники семинаров и рабочих групп, работавших по двум темам, которым был посвящен Конгресс, были обеспечены залами для работы и транспортом. 25 мая, на пленарном заседании, которое состоялось в концертном зале Гостиницы «Россия», обсуждались и были приняты рекомендации, которые потом были направлены руководству СССР, в ООН и СМИ.
Были изданы две брошюры, содержащие рекомендации Конгресса. Мне было интересно перечитать рекомендации Конгресса. Основные тезисы, принятые Конгрессом, безусловно стоили усилий, потраченных на них Еленой Боннэр. И безусловно этих усилий стоил памятный вечер, который был открыт мощной и острой речью Елены Георгиевны и закончившийся действительно великолепным концертом, посвященным Андрею Сахарову.
Иван Ковалев
…Сижу, пялюсь в пустой экран, пытаюсь сообразить, про что бы рассказать, и как бы это так сделать, чтобы не вышло «я и Боннэр».
Вот Таня вчера набрела где-то на просторах интернета на песню Анны Герман «Мы долгое эхо друг друга» и, говорит, накатило, как провалилась в прошлое. Снова оказалась в лагере, в Барашево, застывшей в общей комнате у репродуктора. Как будто и не было ничего, что потом, а только и есть, что это место и эта песня. Понятны и чувства, и мысли, и причудливая память, которая вдруг вытаскивает что-то, о чем и не думал. Кстати, ахматовское «есть три эпохи у воспоминаний» было одним из любимых у Елены Георгиевны. Саму Ахматову она видела только однажды, когда пришла медсестрой делать укол (рассказ был короткий: «величественно подставила» — вот и всё). А стихов помнила уйму и любила читать. Не раз заседания Группы заканчивались чаем и стихами (Наум Натанович Мейман часто подключался), а я только диву давался памяти этих «стариков». Впрочем, они тогда были моложе, чем мы сейчас.