Читаем Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна полностью

В той Бостонской компании, куда мы были приняты по рекомендации Тани Янкелевич, довольно регулярно проходили вечера, которые можно назвать — одни — семинарами, другие — вечерами воспоминаний. На семинарах выступали приглашённые, на вечерах воспоминаний мы обходились своими силами. Деление, естественно, условное. Так как почти всегда организатором вечеров была Мария Гавриловна Петренко-Подъяпольская, то тематика вечеров, как правило, была связана с правозащитным движением в СССР, участниками которого была она, её покойный муж Григорий Подъяпольский и многие члены компании. Почти каждый год отмечали день рождения Андрея Дмитриевича. Когда вечера проходили в квартире Марии Гавриловны, говорят, они напоминали во многом семинары по средам у Подъяпольских в Москве. Одной из знаковых примет сходства служили пироги с капустой. Даже этого я подтвердить не могу: московских я не ел. Но тех, кто не ел бостонских, могу заверить: бостонские были вкусными.

Вечер, который я вспомнил, проходил не в квартире Марии Гавриловны. Была Елена Георгиевна, не выступала и сидела чуть в стороне. Народа было довольно много. А запомнил этот вечер, потому что мы неожиданно обменялись репликами. О чём конкретно я рассказывал, совершенно не помню. Несомненно, мой рассказ как-то касался Второй школы. Помню, произнёс:

— Мы сидели на одной парте с Еленой Георгиевной, и я ей сказал…

Не уверен, что я успел выговорить даже это, как раздался голос Елены Георгиевны:

— Никогда мы не учились вместе!

— Конечно, Елена Георгиева, но мы сели рядом на родительском собрании в классе, где учились Алёша и Женя. В классе, кроме как на парту, сесть было некуда. После подтверждения Еленой Георгиевной того, что мы сидели на одной парте, и её извинения за то, что перебила, я продолжил свои воспоминания.

Это всё? Да, всё… Но, оказывается, запомнил на всю жизнь…

* * *

Встречи в Жуковке в 1970-е годы были, как правило, случайными. Пожалуй, точнее сказать так: встречи возникали благодаря обстоятельствам. Очень отчётливо помню, как на дачу Харитона, где я тогда жил, пришли позвонить по городскому телефону Елена Георгиевна и Андрей Дмитриевич. На их даче телефон был выключен. Похоже, они никуда не спешили, мы уселись и довольно долго разговаривали. До сих пор жаль: в основном говорил я, Андрей Дмитриевич задавал вопросы, а Елена Георгиевна молчала. Запомнилось, Андрей Дмитриевич задумчиво произнёс: «Оказывается, мы однолетки…»

Непременные члены Бостонской компании: М. Петренко-Подъяпольская (справа) и М. Зарудная-Фриман, 2005 г.

Чуть подробнее о другой встрече в те же годы. Если можно назвать встречей то, что я догнал Елену Георгиевну, Андрея Дмитриевича и их троих спутников. Как и я, они шли к станции. Академические дачи в Жуковке тогда (при советской власти) располагались между заборами, которые окружали некую территорию, куда полагалось входить по пропускам. Называлась эта территория Совминовскими дачами. Охранялась она не слишком строго. Владельцы соседних академических дач имели пропуска. Иногда они ими пользовались, покупали что-то в магазине, который был за забором, а в кино и я ходил. Естественно, посмотреть можно было и то, что в кинотеатрах для всех не показывали (помню, там посмотрел «Евангелие от Матфея» Пазолини).

Нам — гостям академиков — Совминовские дачи надо было обходить на пути к станции. Но… Забор дачи Сахарова частично служил и забором для ограждения. И не все доски были хорошо прикреплены. Путь до станции от дач, расположенных недалеко от дачи Сахарова, был заметно короче, если пройти через дачу Сахарова и воспользоваться дыркой в заборе. Калитка дачи Сахарова никогда не запиралась. Было известно (во всяком случае нам), что хозяева не возражают, если проходят через их дачу. И самое главное: было известно, что при выходе с территории Совминовских дач пропуск не спрашивают.

Общий вид сахаровской дачи в Жуковке, 1975 г.

Однажды вечером незаконным путём я шёл к станции. Впереди увидел группу людей, и понял, что Елена Георгиевна и Андрей Дмитриевич провожают своих гостей на станцию. Сразу заметил, что провожающие очень устали, и предложил свои услуги: «Доверьте мне своих гостей! Я справлюсь!» Мне показалось, что и Елена Георгиевна, и Андрей Дмитриевич довольны. Дальше провожал гостей я один. Не помню, представили нас друг другу или мы познакомились самостоятельно. Но я понял, что провожаю Татьяну Великанову, Александра Лавута и сестру Джемилёва[259]. Все фамилии я хорошо знал, понимал, что была, скорее всего, важная встреча, даже, как ни странно, обрадовался, что как бы принял в ней участие. Конечно, участие эфемерное, но обернулось оно получением интересной мне информации.

Перейти на страницу:

Все книги серии Люди, эпоха, судьба…

Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна
Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна

Книга, которую читатель держит в руках, составлена в память о Елене Георгиевне Боннэр, которой принадлежит вынесенная в подзаголовок фраза «жизнь была типична, трагична и прекрасна». Большинство наших сограждан знает Елену Георгиевну как жену академика А. Д. Сахарова, как его соратницу и помощницу. Это и понятно — через слишком большие испытания пришлось им пройти за те 20 лет, что они были вместе. Но судьба Елены Георгиевны выходит за рамки жены и соратницы великого человека. Этому посвящена настоящая книга, состоящая из трех разделов: (I) Биография, рассказанная способом монтажа ее собственных автобиографических текстов и фрагментов «Воспоминаний» А. Д. Сахарова, (II) воспоминания о Е. Г. Боннэр, (III) ряд ключевых документов и несколько статей самой Елены Георгиевны. Наконец, в этом разделе помещена составленная Татьяной Янкелевич подборка «Любимые стихи моей мамы»: литература и, особенно, стихи играли в жизни Елены Георгиевны большую роль.

Борис Львович Альтшулер , Леонид Борисович Литинский , Леонид Литинский

Биографии и Мемуары / Документальное
Всё живо…
Всё живо…

В книгу Ираклия Андроникова «Всё живо…» вошли его неповторимые устные рассказы, поразительно запечатлевшие время. Это истории в лицах, увиденные своими глазами, где автор и рассказчик совместились в одном человеке. Вторая часть книги – штрихи к портретам замечательных людей прошлого века, имена которых – история нашей культуры. И третья – рассказы о Лермонтове, которому Андроников посвятил жизнь. «Колдун, чародей, чудотворец, кудесник, – писал о нем Корней Чуковский. – За всю свою долгую жизнь я не встречал ни одного человека, который был бы хоть отдаленно похож на него. Из разных литературных преданий мы знаем, что в старину существовали подобные мастера и искусники. Но их мастерство не идет ни в какое сравнение с тем, каким обладает Ираклий Андроников. Дело в том, что, едва только он войдет в вашу комнату, вместе с ним шумной и пестрой гурьбой войдут и Маршак, и Качалов, и Фадеев, и Симонов, и Отто Юльевич Шмидт, и Тынянов, и Пастернак, и Всеволод Иванов, и Тарле…»

Ираклий Луарсабович Андроников

Биографии и Мемуары / Документальное
Серебряный век в Париже. Потерянный рай Александра Алексеева
Серебряный век в Париже. Потерянный рай Александра Алексеева

Александр Алексеев (1901–1982) – своеобразный Леонардо да Винчи в искусстве книги и кинематографе, художник и новатор, почти неизвестный русской аудитории. Алексеев родился в Казани, в начале 1920-х годов эмигрировал во Францию, где стал учеником русского театрального художника С.Ю. Судейкина. Именно в Париже он получил практический опыт в качестве декоратора-исполнителя, а при поддержке французского поэта-сюрреалиста Ф. Супо начал выполнять заказы на иллюстрирование книг. Алексеев стал известным за рубежом книжным графиком. Уникальны его циклы иллюстраций к изданиям русских и зарубежных классиков – «Братья Карамазовы», «Анна Каренина», «Доктор Живаго», «Дон Кихот»… «Записки сумасшедшего» Гоголя, «Пиковая дама» Пушкина, «Записки из подполья» и «Игрок» Достоевского с графическими сюитами художника печатались издательствами Парижа, Лондона и Нью-Йорка. А изобретение им нового способа съемки анимационных фильмов – с помощью игольчатого экрана – сделало Алексеева основоположником нового анимационного кино и прародителем компьютерной графики.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Лидия Степановна Кудрявцева , Лола Уткировна Звонарёва

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии