Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна

С Катей Шиханович дома у Галины Евтушенко, вечер 28.11.1985.

Помню, как Люся воскликнула о Солженицыне: «Если он вернется, я уеду. Не могу с ним жить в одной стране!» И вот он вернулся. И что же? Помню, как мы с жаром спорили о Г. Попове и Гайдаре: она — за, я — против. Но помню и другое: как несколько лет спустя она мне сказала: «Ты была права. Ты видишь, я умею признавать ошибки». И стала вместе со мной приглядываться к Явлинскому. Помню, как однажды я увидела ее фотографию в журнале — выступление на Васильевском спуске в предвыборную кампанию. Говорят, ее там встретили просто по-хамски, кто-то даже назвал старой ведьмой. Я подумала о человеческой неблагодарности и короткой памяти. Зачем она это делала? Неужели не понимала, что ее бессовестно используют — как бывшую диссидентку, как вдову Сахарова? Или все еще на что-то надеялась? В конце концов все мы иногда заблуждаемся. Вон даже А.Д, когда-то настаивал на том, что «Ельцин умеет быстро учиться». Что бы он сказал теперь? Может быть, вспомнил свои слова — и выступил против нашего веселого президента, в сущности профукавшего свой шанс в истории.

Во всяком случае, я тешу себя слабой надеждой, что, если бы Сахаров был жив, может быть, этого нынешнего безобразия и не было. Не было бы 1993 года, и Ельцин бы не решился стрелять по Белому Дому. (Кстати, Люся считала, что он правильно делает, что стреляет. Это она-то, которая твердила, что надо жить по закону.) Не было бы такого воровского разгула, такого циничного и хамского раздела власти, журналистского беспредела. Его бы постеснялись, постеснялись бы.

А может быть, и не обратили внимания? А может быть, его бы просто кто-то убил? Хочется верить, что кое-кому было бы стыдно. Сегодня очень многие, кто когда-то побоялся возвысить свой голос в защиту, восхваляют его, не стыдясь своей прежней трусости, хотя им подобает молчать. Можно, конечно, сказать, что для них наконец-то наступило «пробуждение совести». На это я бы заметила, что для А. Д. вопрос «пробуждения совести» никогда не возникал, ибо он не терял ее, не делил на части, на периоды своей жизни. Он знал всегда, что «благороднее терпеть несправедливость, чем охранять право свое, в особенности если справедливость на твоей стороне» (Ницше).

Давно прошел и этот кризис в наших с Люсей отношениях. Мы созваниваемся, даже когда она ездит в Америку читать свои лекции и повидаться с детьми, встречаемся, когда она возвращается, и часто вспоминаем А. Д., снова сидя на Чкалова, но теперь уже вокруг нас только его фотографии.

1999 г.

Моисей Каганов

Каганов Моисей Исаакович (1921–2019) — физик, д.ф.-м.н., профессор, участник войны. До 1970 года жил и работал в Харькове, в 1971–1994 годы — в Москве, в 1994–2019 годы — в Бостоне (США).

М. Каганов, Бостон, 2008.

Несколько слов о Елене Георгиевне Боннэр

Моему знакомству с Еленой Георгиевной и Андреем Дмитриевичем я обязан дружбе наших дочерей с детьми Елены Георгиевны: Инны[252] — с Таней, а Жени[253] (Жеки) — с Алёшой. И, в какой-то мере, дружбе нашей семьи с дочерью Юлия Борисовича Харитона Татой[254]. Поэтому нет ничего удивительного в том, что я бывал, а иногда по несколько дней жил на даче Ю. Б. в Жуковке по соседству с дачей А. Д. Сахарова, как и в том, что в нашем переезде на постоянное место жительство в США и выборе Бостона, как места проживания, важную роль играли Таня Янкелевич и Алёша Семёнов. Когда мы, вслед за Жекой и её мужем Вовой, обосновались в Бостоне, Алёша уже жил в Вашингтоне. Таня жила и живёт в Бостоне. В Бостоне мы оба, Эллочка[255] и я, встречались с Еленой Георгиевной вплоть до её смерти[256].

С дочерью Аней и зятем Григорием Котлером. 3 октября 2010 г.