Андрей Белый. Между мифом и судьбой

Совсем атрофировалась «нота» Дневника; кучинский «Дневник» дышит на ладан; частью оттого, что все силы мысли стали техническими, при «Москве», отчасти потому, что положил себе за правило воздерживаться от культа в себе нот отчаяния; а отчаяние берет, что делается с людьми: смерти, болезни, катастрофические ситуации; бьет отвесно; и хочется, схватясь зá голову, спрятаться еще глубже. И «Дневник» есть: только он уже не выливается на бумагу; уже и «Дневник» волей рока вытеснен из поля жизни (РД. С. 535), —

подводил Белый не количественный, как прежде, а качественный и неутешительный итог 1929 года.

Однако и это заявление Белого о том, что дневник «уже не выливается на бумагу», не стоит воспринимать буквально. Отказа от дневника не произошло. Наоборот, с начала 1930 года Белый вновь продолжил его вести, что подтверждается и записями в «Ракурсе к дневнику», и теми «Выдержками из дневника Андрея Белого за 1930–<19>31 г.»[1568], о которых речь пойдет далее.

Полугодовое пересечение «Ракурса к дневнику» (он обрывается на июне 1930-го, на решении отправиться на отдых в Судак) и «Выдержек…» (начинающихся с января 1930-го) дает наглядное представление о том, как количественно и содержательно соотносится с пропавшим дневником его «Ракурс».

Судя по сохранившимся «Выдержкам…», Белый и в 1930‐м, и в 1931‐м вел дневник практически ежедневно. Первая из выдержек за 1930 год датируется 1 января, а последняя — 28 декабря; представлены также записи за весну, лето и осень. Примерно та же картина просматривается и в 1931‐м: первая выдержка датируется 5 января, а последняя — 30 марта.

Отметим, что записью за 1 апреля 1931 года начинается не попавший в ОГПУ фрагмент дневника за 1931‐й[1569].

Таким образом, можно почти с уверенностью говорить о том, что без записи в дневнике в этот период не обходился ни один день писательской жизни. Как кажется, «атрофией» дневника плодовитый Белый считал ежемесячные 30–50 страниц текста. Такое количество он «выдавал» тогда, когда дневник заполнялся не пространными черновыми набросками к будущим произведениям, а преимущественно «личными отметками».

Суммарное количество страниц дневника, который Белый вел с ноября 1925‐го по март 1931-го, просчитать невозможно. Однако примерный объем утраченной рукописи Белый указывает: «до 150 печ<атных> листов»[1570].

Остались от этого гигантского текста лишь малые крохи. Несколько цитат из дневника Белый привел в письмах Иванову-Разумнику, «погрузив» их в контекст раздумий о разных жизненных проблемах.

Так, в письме от 3 октября 1927 года приводится запись за 1 января: