Андрей Белый. Между мифом и судьбой

До последнего времени о чувствах, переполнявших Белого, можно было судить только по его «краткому», сдержанному ответу (от 4 сентября 1932 года). О неотправленном «ругательном» письме Белого — том самом, первоначальном, о котором К. Н. Бугаева рассказывала Д. Е. Максимову, — ничего не было известно. Однако не так давно его «судьба» прояснилась. В дневниковой записи от 31 августа 1932 года Белый сначала говорит об успешном завершении хвалебной статьи о Санникове («Поэма о хлопке»), далее обрушивается с критикой на Михайловского, а затем — в подтверждение свидетельства К. Н. Бугаевой — сообщает: «Написал Раз<умнику> В<асильевичу> письмо: не отправляю его, а прилагаю к „Дневнику“»[1435]. В дневнике писателя это черновое, незаконченное письмо и было сохранено.

Оно представляет собой развернутый ответ на постскриптум Иванова-Разумника с оценкой поэмы Санникова, а точнее — на те упреки, которые Белый «вычитал» в подтексте гоголевской цитаты: «Но — ничего! ничего! молчание!..» Приведем текст письма полностью[1436], а после — проанализируем ряд скрытых в нем смыслов:

Лебедянь 31 авг<уста> 1932 года