Analyste

Рептилия издала злобное шипение, а кольца вокруг него сжались еще сильнее. Ребра Аналитика издали явственный треск, и он невольно застонал. Насчет родственников можно было бы и помолчать. Тут только он обратил внимание на то, что его голова зажата в непонятное пока приспособление. Но змеиная морда исчезла, и он увидел перед собой симпатичного блондина своего возраста с коряво сделанными щипцами знакомого фасона в руках. Вспомнив, когда и у кого в голове он видел подобный медицинский инструмент, он все понял, устало закрыл глаза и стал ждать предстоящей трепанации. Интересно, можно ли им сказать что-нибудь настолько обидное, чтобы они сгоряча сразу убили его, избавив от долгих мучений?

— Аа, вы пришли в себя, мой юный друг! — раздался знакомый скрипучий голос библейского пророка. — Очень хорошо! Для наших нужд вы должны быть в полном сознании. Вам будет интересно узнать, что этот праведник с каминными щипцами — не кто иной, как почивший от лучевой болезни жених вашей хорошей знакомой — Мари из Лиона.

Аналитик открыл глаза и еще раз посмотрел на своего палача. Никакого сочувствия в лице блондина он не увидел.

— Жан-Клод, — обратился Египтянин к голубоглазому потомку норманнов, — ваша невеста была в трудную минуту соблазнена этим неудачником. Мужайтесь: после этого она даже отказалась от возможности воссоединиться с вами на Земле! Да, да, и она, и ваша дочь Джеки, которую вы ни разу не видели, теперь могут вернуться в мирскую жизнь. Но вас там, дорогой мой, не будет! И все — благодаря вот этому типу!

«Тип» печально и беспомощно смотрел в ненавидящие пылкие глаза жениха, который пока так ничего и не сказал, а лишь поглаживал грубую поверхность кованого инструмента. Самым же смешным и печальным было то, что «тип» Аналитик прекрасно знал, как себя чувствуют обманутые мужчины, и потому, в другой ситуации, понял бы первого любовника Мари. Вместе с тем сочувствие имело свои границы, так как «измена» сероглазой француженки произошла, во-первых, после смерти красавца-моряка, а во-вторых, после смерти самой невесты.

— И вы уж не взыщите, мой юный друг, — опять обратился бывший жрец к Аналитику, — но всеми любимая мать-одиночка предала не только жениха, но и вас, причем, как это ни прискорбно, дважды.

Аналитик молчал.

— Не верите? — с удовольствием продолжал старый садист. — А я вам даже документик покажу!

И создатель избранной нации и обладатель птичьего носа действительно продемонстрировал «документик»: развернутый пергамент со светящейся подписью по-французски: «грешница Мари из Лиона».

— Как видите, все, что от нее требовалось, — это вернуть вас сюда, к тем, кто по достоинству оценит ваши энергетические возможности. Упрашивать долго не пришлось! Что ж, есть основания полагать, что она с успехом выполнила свою часть сделки.

— Никогда до конца не верил этой девке! — наконец выговорил с очень выраженным французским акцентом бывший жених и специалист по атомным силовым установкам.

Тут у моряка с разбитым сердцем навернулись слезы жалости к самому себе. Из-за спины звездострадальца Жан-Клода появился одетый в облачение еврейского жреца уже знакомый нам израильский техник по обслуживанию бомбы-«ковчега» с авиабазы в пустыне Негев. В его руках был прибор, издалека напоминавший вольтметр. И Аналитик даже догадывался, что именно тот собирался измерять. Резко заломило в висках: то ли змея вспомнила порубанную ангелами родственницу, то ли мозг не хотел превращаться в энергоблок. По лицу прошлась волна потревоженного чем-то затхлого воздуха. Где-то на периферии досягаемости электрических светильников Аналитик увидел изредка мелькающие крылья огромного махаона, уже знакомого по посещению Шеола.

И тут случилась первая неожиданность: по «документику» в руках Египтянина вдруг с хрустом и искрами прошла огненная черта, и он распался на несколько частей. Одновременно в загадочном помещении, воняющем тухлой рыбой, появился наш старый знакомый Уриэль. Законодатель с недобрым вопросом в черных глазах наставил на него горбатый птичий нос:

— Ну?!

— Она отказалась от заработанного, — сказал еще более поблекший Уриэль и бросил на пол спортивную сумку.

— С какой это матери? — вопросил Законодатель. — Ради него? — Он с недоумением показал длинным сухим пальцем в сторону Аналитика.

— По всей видимости, — подтвердил Уриэль. — Скорее всего ее замучила совесть.

— Надо же, — опять удивился Египтянин, — у нее таки есть совесть! Недаром, значит, и этот был в нее влюблен!

Аналитик, насколько позволяли змеиные кольца, скосил глаза: «этот» оказался Учителем, вернее, его бездыханным окровавленным телом с развороченным грубой трепанацией и последовавшими манипуляциями с щипцами черепом. У его головы шевелил окровавленными челюстями еще один махаон-людоед. Огромные мохнатые крылья бабочки подрагивали от удовольствия. Несмотря на серьезность собственного положения, у нашего героя навернулись слезы. Оставалось лишь надеяться, что Бог не забудет великого плотника своею милостью и сейчас и что он опять воскреснет.