– Не устал. Могу работать. Дела закончу в срок, – торопливо, в спину, заверил областного Мирон Миронович мгновенно севшим голосом, затем вытянул ко мне жилистую шею с немым вопросом: что-то не так? что не так? он пошутил или всерьез?..
«Почуял, дедушка, что кирдык? – не без доли злорадства подумал я о мимикрии обычно желчного и независимого Ильенко. – Вот и вся храбрость. Это тебе не прокурору района огрызаться!»
Вошли к Саранчуку. Леонид Юрьевич возвышался над письменным столом как молодой дуб. Был он в белоснежной форменной безрукавке, весь налитый мускулами, подтянутый, брызжущий здоровьем, и работал так же – сосредоточенно, напористо гремел на пишущей машинке, как вдохновенный музыкант бьет по клавишам рояля. Форточка в кабинете была распахнута, и свежая струя сквозняка тотчас перемешалась с крепким запахом одеколона, – Леонид Юрьевич был от природы чистоплотен. Гремя стулом, он вскочил и вытянулся, докладывая, бодал головой воздух, говорил громко, смотрел если не дерзко, то не без внутреннего, самоуверенного любования собой, бравым молодцем и писаным красавцем.
«Так, так, так!» – кивал в такт докладу Горецкий, играя бровями. Судя по всему, Саранчук понравился ему, как нравились спортсмены и атлеты, к которым, вероятно, причислял и себя; он как будто свежего воздуха глотнул после затхлого логова мумиеобразного Ильенко. «Вот так верзила! Вот это прокурор!» – читал я в горящем взоре Александра Степановича. А тут еще двухпудовая гиря, привалившаяся к столу, будто перезрелая тыква, попалась на глаза, и весь последующий разговор он глаз с нее не сводил, а под конец и вовсе не выдержал, поинтересовался:
– Ваша?
– Моя! – гордо выпятил грудь Саранчук, для убедительности подхватил гирю, расставил ноги, раскачал, затем вскинул и поймал, вскинул и поймал, то и дело переменяя руки. – Не хотите попробовать? – грохнув гирей о пол, с наглой самоуверенностью предложил он областному.
– Ну-ну! Работать надо, а не гирями ворочать, – проворчал Горецкий, впрочем, довольно миролюбиво. – По вашим делам есть отмены приговоров? Есть или нет? По жалобам, а не по вашим протестам? Нет? Смотрите, я ведь не поленюсь – проверю.
Обойдя кабинеты, Горецкий прошелся по коридору, зачем-то потыкал пальцем в горшок с фикусом (проверяет, не заморили ли растение, догадался я), затем направился в гараж. «Бутылки! А бутылки успел убрать?» – обмер я, поминая пристрастие Игорька припрятывать в гараже недопитое спиртное – на всякий пожарный, пояснял тот, добавляя: вдруг приспичит опохмелиться. Но в гараже было покойно, сонно, уютно; сквозь распахнутые ворота лилась текучая солнечная полоса, и в ее золотистом свете тускло отсвечивали ключи и инструменты, аккуратно разложенные на верстаке. Пол оказался подметен, смотровая яма прикрыта досками, рабочий комбинезон, раздобытый мною для Игорька и обычно валявшийся где ни попадя, теперь скромно висел на гвозде у входа.
– А удочки? Удочки где? – рыская по углам, вдруг спросил Горецкий.
– Удочки? Какие удочки? – опешил я, не понимая, к чему тот клонит, при чем здесь какие-то удочки, если в гараже – полный порядок.
– Какие, какие! Рыбу ловить, – кольнул меня недоверчивым взглядом областной и двинулся из гаража. – Ладно, поехали. Сядешь в мою машину, а твой пусть пока загорает, – кивнул он в сторону притихшего в ожидании возможного разноса Игорька.
Ни слова не говоря, я забрался на заднее сиденье автомобиля, сложил на коленях руки, словно школьник на экзамене, и мы, плавно покачиваясь, двинулись со двора.
– Ну, показывай, куда ехать, – вполоборота ко мне приказал Горецкий и на мой недоуменный, вопрошающий взгляд пояснил: – Дом себе строишь? Вот и покажи, как строишь.
Ах вот оно что! И об этом знает!
Года два назад Генеральной прокуратурой были выделены средства для приобретения жилья нуждающимся работникам, и мне как одному из таких нуждающихся было настоятельно предложено подыскивать квартиру. Как на грех (или на мое счастье) квартир, выставленных на продажу, в Приозерске не нашлось, и чтобы деньги не пропадали, я сговорился с неким Кубышко Гошей, мелким предпринимателем, а по виду проходимцем, о приобретении у него недостроенного дома под служебное жилье прокуратуры. Дом был не бог весть что – не дом, а домишко, но о двух этажах, с шестью сотками земли по периметру.
– Купите, Николаевич! – ныл Кубышко, изо дня в день мозоливший мне глаза и до последней минуты не верящий в свое счастье. – Век буду помнить. Он у меня вот где! – и страдальчески проводил ребром ладони по горлу. – Купил сдуру когда-то, а достроить не могу. Пропади он пропадом! А вы… а вам – все навстречу… Хотите, я вам часть выручки – наличкой?.. А? Идти к черту? Ну тогда с меня та-а-кой будет магарыч!.. такой магарыч!..