Альпийский синдром

Мы были одноклассниками, и в школьные годы Андрей Александрович – Андрюшка, как мы его называли, – был худым, нескладным, нос горбинкой, темные глаза живы и выразительны, плечи узки и угловаты. Он со школьной скамьи мечтал стать следователем, как старший брат Роман, и меня подбивал поступать в юридический институт. Но я раздумывал, сомневался, в итоге потерял год, и мы с Андрюшкой оказались на разных курсах. Тогда-то пути наши начали расходиться: Бутырский работал в охотку, старательно и умело, числился на хорошем счету у руководства, тогда как я после распределения оказался в занюханном районе, не поладил с местным прокурором и надолго застрял в помощниках.

Когда Бутырский вырос до заместителя прокурора области и звать его по фамилии перестали, а величали уже Андреем Александровичем, то он, что называется, забронзовел: погрузнел, налился в плечах, шею и живот затянуло жирком, даже ходить стал по-медвежьи – вразвалку, неторопливо и косолапо. Одновременно появилось в нем нечто неприятное: бывал он резок, даже груб, непререкаемо судил обо всем, ядовито насмешничал над подчиненными, а то и переходил на начальственный окрик.

Мы оставались с ним на «ты», но былой близости как и не бывало – не в последнюю очередь потому, что я отлично помнил, как мутузил Андрюшку в прежние времена, и кланяться ему теперь в ноги не было большой охоты. Да и характер у меня был строптивый, а уж если моему величеству наступали на мозоль… Как-то раз мы поссорились, Бутырский в запале возвысил голос, даже обронил какое-то непечатное словцо, и тут меня понесло: я изъяснился отборнейшим матом и швырнул на рычаг трубку, так и не договорив. Но в душе Андрюшка был незлопамятен – и на следующий день как ни в чем не бывало позвонил и напросился ко мне в район на рыбалку.

– Я бы на твоем месте подумал до утра, – опершись плечом о дверной косяк, осторожно сказал я. – Может, перебесится? И не таких видели…

– Да пошел он!.. – рявкнул Бутырский и грязно выругался. – И дня не стану работать с этой скотиной! Рапорт на увольнение уже написал. К черту!

– И?

– Что – и? Выслуга у меня есть. Буду на пенсии коньяк пить. А что? Коньяк – это дело!

– Как-то все неожиданно, вдруг. Как насморк.

– В жизни все неожиданно: неожиданно родился, неожиданно умер. Это только дерьмо закономерно всплывает. Шел бы ты, Женя. Мне надо по-быстрому собраться, а ты с мысли сбиваешь. Что-либо забуду, а после ищи-свищи.

«Ну вот, – подумал я не без сожаления, – если и не друг, то старинный приятель уходит. И послать будет некого… Все-таки жаль. Жаль!»

И полгода после увольнения Бутырского не прошло, как вслед за ним ушли «по собственному желанию» еще более трети районных прокуроров. А вместо них, словно грибы после теплого летнего дождя, выскочили молодые да ранние ребята, о которых прежде и слышно-то ничего не было.

– Повылазили птенцы гнезда Петрова, – не без злой иронии сказал мне как-то Гринишин, приглаживая завиток смоляных волос за ухом. – Все как один спортсмены: три футболиста, один шахматный стратег… Уголовный кодекс от Уголовно-процессуального отличить не могут, зато второе место по футболу наше. А все потому, что генеральный на старости впал в маразм: спорт ему подавай. Говорят, хвалил Горецкого за развитие спорта в области. Вот урод! Но меня они не достанут, не на того напали.

Но месяца не миновало, как «селевым потоком» смело с должности и Гринишина.

Уныние нарастало в области. Недобитые прокуроры затаились, ожидая своей участи, вполголоса делились новостями на коллегиях и во время сдачи месячных отчетов. А Кондор все носился по районам, сверкал безжалостным огненным глазом, выискивая очередную жертву. За полгода он побывал во всех районах, но по какой-то причине, ясной ему одному, так и не появился у меня в Приозерске.

«Не понимаю, зачем ему это нужно? – думал я, из своей тьмутаракани наблюдая за кадровыми перестановками в области. – Молодость и рвение в нашей профессии далеко не всегда плюс. Какие зубры работали в свое время, когда я пришел в прокуратуру! Было с кем посоветоваться, у кого спросить. А у этих о чем спросишь? О е2 – е4? Временщик чертов! Прикатил в «болото», разворошил, намутил и назад в метрополию, на теплое местечко».

При этом я далеко не был уверен, что надежно затаился, что про меня забыли. Так однажды раздался телефонный звонок, и я сразу узнал жестяной, скрежещущий голос Горецкого:

– Где вы были вчера вечером? Я звонил в девятнадцать сорок пять.

– Дома, – слегка опешив, простодушно проговорился я.

– Дома? Вы уехали из района? Это как понимать? – взвился, зазвенел голос областного. – Кто вам позволил убыть за пределы района? Вы кто? Учитель чистописания или прокурор? На вас, черт возьми, погоны! Кто вам позволил?

Я тупо молчал, чувствуя, как приливает к вискам дурная кровь.

– Впредь я запрещаю выезжать за пределы района без разрешения! Вам ясно? Не слышу! Ясно?

– Ясно, – упавшим голосом пробормотал я и тут же добавил про себя: не дождешься, усатая морда!