All Flesh is Grass

Tupper, I recalled, had been something of a pest. He'd been a pest with everyone, of course, but especially with me. He loved flowers and he'd hung around the greenhouse that my father had, and my father, who was constitutionally unable to be unkind to anyone, had put up with him and his continual jabber. Tupper had attached himself to me and no matter what I did or said, he'd tag along behind me.

Он всегда был нудный, этот Таппер. Ужасно всем надоедал, а мне больше всех. Он очень любил цветы, а у моего отца были теплицы. Таппер вечно возле них околачивался, и отец, неисправимый добряк, который за всю жизнь мухи не обидел, конечно, терпел его присутствие и его неумолчную бессмысленную болтовню. Таппер привязался и ко мне и, как я его ни гнал, всюду ходил за мной по пятам.

The fact that he was a good ten years older than I was made no difference at all; in his own mind Tupper never had outgrown childhood. In the back of my mind I still could hear his jaunty voice, mindlessly happy over anything at all, cooing over flowers or asking endless, senseless questions. I had hated him, of course, but there was really nothing one could pin a good hate on.

Tupper was just something that one had to tolerate. But I knew that I never would forget that jaunty, happy voice, or his drooling as he talked, or the habit that he had of counting on his fingers—God knows why he did it as if he were in continual fear that he might have lost one of them in the last few minutes.

Он был старше меня лет на десять, но это ему не мешало: сущий младенец умом, он с годами не становился разумнее. Так и слышу его беспечный лепет  — как он бессмысленно радуется всему на свете, что-то ласково лопочет цветам, пристает с дурацкими вопросами. Понятно, я его не выносил, но по-настоящему возненавидеть его было не за что.

Таппер был вроде стихийного бедствия  — его приходилось терпеть. И не забыть мне, как он беззаботно и весело лопотал, распуская при этом слюни, не забыть его нелепую привычку поминутно пересчитывать собственные пальцы  — бог весть зачем ему это было нужно, быть может, он боялся их растерять.

The sun had come up by now and the world was flooded with a brilliant light, and I was becoming more certain by the minute that the village was encircled and cut off, that someone or something, for no apparent reason, had dropped a cage around us. Looking back along the way that I had come, I could see that I'd been travelling on the inside of a curve.

Looking ahead, the curve wasn't difficult to plot.

Взошло солнце, все вокруг засверкало в потоках света, и тут я окончательно уверился, что наш Милвилл окружен и отрезан от мира: кто-то (или что-то), неведомо почему и зачем, засадил нас в клетку. Оглядываясь назад, я теперь ясно видел, что все время шел по кривой. И, глядя вперед, нетрудно было представить, как эта кривая замкнется.

And why should it be us, I wondered. Why a little town like ours? A town that was no different from ten thousand other towns.

Although, I told myself; that might not be entirely true. It was exactly what I would have said and perhaps everybody else. Everyone, that is, except for Nancy Sherwood—Nancy, who only the night before had told me her strange theory that this town of ours was something very special. And could she be right, I wondered? Was our little town of Millville somehow set apart from all other little towns?

Но почему это случилось? И почему именно с нашим Милвиллом? С захудалым городишкой, каких тысячи и тысячи?

А впрочем, может быть, он и не такой, как другие? Раньше я бы сказал  — в точности такой же, и, наверно, все остальные милвиллцы сказали бы то же самое. То есть, все кроме Нэнси Шервуд  — она только накануне вечером ошарашила меня своей теорией, будто наш город совсем особенный. Неужели она права? Неужели Милвилл чем-то непохож на все другие заштатные городишки?

Just ahead was my home street and my calculations told me that it was located just inside the encircling barricade.

There was, I told myself, no sense in going farther. It would be a waste of time. I did not need to complete the circle to convince myself that we were hemmed in.

Передо мной была улица, на которой я жил, и нетрудно было рассчитать, что как раз за нею проходит дуга незримой баррикады.

Дальше идти незачем, сказал я себе. Пустая трата времени. Зачем возвращаться к исходной точке, когда и так ясно, что мы замкнуты в кольце.

I cut across the backyard of the Presbyterian parsonage and there, just across the street, was my house, set within its wilderness of flowers and shrubs, with the abandoned greenhouse standing in the back and the old garden around it, a field of purple flowers, those same purple flowers that Mrs Tyler had poked at with her cane and said were doing well this season.

I heard the steady squeaking as I reached the street and I knew that some kids had sneaked into the yard and were playing in the old lawn swing that stood beside the porch.