— Говорил, — повесил голову Касым. — Эта грымза, эта… нехорошая женщина! Она забрала все, понимаешь? И детей, и тряпки, и золото — все! И посреди ночи уехала к родителям. Ну и пусть! — зло топнул ногой Касым. — Не нужно мне этого шайтанова золото. Али-баба!
— Что, брат?
— А у тебя не осталось немножко золота, а? Совсем капельку, во-от столько, — Касым показал брату кончик пальца. — А то я совсем нищий, как… — он поискал глазами. — Как вон те вороны на крыше, будь они прокляты!
— Вот столько, я думаю, найдется. Но на большее не рассчитывай.
— Нет-нет, что ты! — замахал руками Касым, выкатывая глаза, но вдруг вспомнил про отшибленные бока и вновь заохал.
— Хорошо, — подумав, согласился Али-баба. Он прошел к стойлу, порылся у его стенки и вернулся с кошелем. — Вот, возьми, — протянул он мошну брату. Касым дрожащими руками, не веря собственным глазам, аккуратно принял деньги и прижал кошель к груди. — Этого тебе надолго хватит, если будешь расходовать с умом. Купи себе новый дутар, осла или мула и заделай, наконец, дыру в крыше. Начни играть на тоях.
— Да-да, я так и сделаю, Али-баба, — Касым даже прослезился. — Ну их, эти богатства, правда? И мы прекрасно здесь заживем вместе.
— Э, нет, брат! Я пришел забрать свои вещи.
— Как… забрать? — почему-то испугался Касым, изрядно побледнев. — Куда забрать? Ты что, переезжаешь?
— Переезжаю. В новый дом. Но ты можешь заходить ко мне в гости в любое время, кроме ночи, разумеется, и случаев, когда тебе вновь захочется меня обобрать.
— Ты купил дом? — Касым сделал вид, будто не расслышал обидной концовки фразы.
— А почему бы мне не купить свой дом? У тебя есть свой дом. У Ибрагима есть. У всех есть, а у меня нет.
— Все меня бросили, — вновь поник головой Касым. — Никому я не нужен. О, я несчастный!
— Кончай ныть, Касым. Никто тебя не бросал. Это ты сам себя бросил. Найди себя, и все сразу же образуется.
— В каком смысле? — не понял Касым иносказания.
— Извини, мне сейчас недосуг. Меня там арба ждет, — Али-баба развернулся и заспешил к дому, откуда Марджина с матерью уже вытаскивали пожитки.
— Постой, а где у тебя дом? — приподнялся с приступка Касым поморщившись.
— Там, за мечетью. Где раньше мулла жил, — бросил Али-баба через плечо не оборачиваясь.
— Ты с ума сошел! Это же… это же…
— Знаю, проклятый дом. Зато лишний раз никто тревожить не будет, и ворье всякое не полезет, — Али-баба схватил мешок с деньгами, который женщины вдвоем насилу вытащили из дома, взвалил его себе на спину и потащился со двора. — Так что заходи в гости! — весело подмигнул он брату и вышел в калитку.
Марджина с матерью подхватили остальные увязанные в тюки вещи и понесли их следом. За ними поплелся, прядая ушами и грустно качая головой, осел, которого, разумеется, все забыли покормить и которого никто не позвал с собой. Но он был не гордый осел — он мог пойти и сам.
Глава 18. Щедрый эмир и жадный Халим
Мансур, сидя в своей рабочей комнате, изволил завтракать. На завтрак у важного визиря были: нежнейше приготовленная жареная молодая куропатка с яблоками, гуляш, свежий салат из овощей с зеленью, еще горячие лепешки и, разумеется, чай — куда ж на востоке без чая!
Мансур с самого утра пребывал в отличном настроении. Ему уже успели доложить, что в город вернулись верблюды того самого каравана, одни, без людей, и Мансур с минуты на минуту ожидал прибытия Черного Махсума, который должен был принести ему львиную долю добычи за покровительство и наводку. О записке, переданной ему от этого мальчишки гонцом поздним вечером, Мансур даже вспоминать не хотел. В этой напыщенной тарабарщине он так и не смог разобраться и не понял, что именно хотел всем этим сказать нахальный юнец, но в записке явно прослеживалось что-то неприятное и оскорбительное для его персоны. Однако если дело выгорело, то на подобные мелочи можно закрыть глаза. А не в меру отросший язык этому сопляку он всегда успеет укоротить.
Мурлыча себе под нос привязавшуюся с самого утра мелодию, Мансур отломил кусочек лепешки, поддел им гуляш и сунул в рот, взглянув при этом в окно. Прожевать еду он не успел. Гуляш вывалился обратно из широко распахнутого рта, запачкав дорогой халат Главного сборщика налогов, но Мансур, казалось, даже не заметил этого. Вскочив на ноги и сравнявшись цветом лица с белеными стенами комнаты, Мансур проковылял к окну на ватных ногах и уставился в окно, принявшись грызть свои ухоженные ногти на холеных руках. Волнение визиря можно было понять, ведь по дворцовой дорожке в сторону главного входа в сопровождении стражи с мечами и копьями и караванщика Гасана, чьи верблюды недавно вернулись в город, следовали Черный Махсум и его телохранитель Ахмед.
— О Аллах! — Мансур побледнел еще больше, хотя, казалось, дальше бледнеть уже просто некуда. — О горе мне несчастному! Неужели?.. — что конкретно «неужели», он недоговорил, бросившись к дверям комнаты. Нужно было срочно обо всем разузнать и начинать думать, как выкрутиться из этой крайне неприятной истории.