Али-баба и тридцать девять плюс один разбойников

— Нет, не хватит! Не хватит! — капризно топнул ногой Касым. — Значит так: или мы делим, как положено, или я пошел за стражей.

— А положено — это как? — поинтересовался Али-баба, склонив голову набок.

— Очень просто! У тебя был полный мешок золота, так?

— Предположим, — осторожно согласился Али-баба, догадываясь, к чему клонит Касым.

— А раз так, то, значит, мне причитается половина.

— Я сказал «предположим», а не «полный мешок».

— Уй-юй, какой же ты стал скупой! С родным братом не желаешь поделиться.

— А ты делился со мной? Делился?

— Ты живешь в моем доме, не забывай об этом, оборванец!

— И пашу на тебя и твою распрекрасную женушку как проклятый!

— Это все пустые разговоры, — Касым отмахнулся поморщившись. — Значит, так: или я забираю свою половину, — а это как раз то, что осталось в этом мешке, — или скоро ты познакомишься с дворцовой стражей.

Что было делать несчастному Али-бабе. Он ни минуты не сомневался, что очумевший от жадности Касым без зазрения совести сдаст его страже с золотом и потрохами, лишь бы заполучить несколько монет. К тому же он уже давно догадывался, чем может закончиться история с мешком золота, и потому на днях припрятал немного золота в стойле у лопоухого. Его должно было хватить, если расходовать осторожно, где-нибудь на полгода, а потом… Потом он что-нибудь обязательно придумает, ведь руки и голова остались при нем.

— Забирай! — согласился Али-баба.

— Что? — не поверил своим ушам Касым. — Ты согласен?

— Согласен! Забирай все и оставь меня в покое, — Али-баба пнул ногой мешок. Золото тихонько звякнуло.

— Нет, погоди! Раз ты так быстро согласился, чтобы я забрал все, значит, у тебя еще что-то где-то припрятано.

— Нет у меня больше ничего, — развел руками Али-баба, состряпав унылую физиономию. — Просто хорошо зная тебя, я решил, что это будет наилучшим решением. Ты ведь не отвяжешься, пока не высосешь всю кровь.

— Это правда! — согласился с Али-бабой Касым. — Я никогда не упущу своего.

— Я рад за тебя, брат. А теперь забирай этот проклятый мешок с глаз моих долой и проваливай вместе с ним из моего дома. О, наконец-то я опять вздохну свободно! — воздел Али-баба руки к небу. — Как я устал от блеска этого проклятого золота!

— Дурак! — хмыкнул Касым, закидывая на плечо мешок. Уже у самой двери он остановился и бросил Али-бабе через плечо. — Был нищим ослом, да так им и помрешь.

— Не дождешься! — крикнул ему вслед Али-баба, но дверь за Касымом уже закрылась.

Али-баба устало опустился на скомканную курпачу, сложил руки на коленях и опустил на них подбородок, задумчиво уставившись в свежевыбеленный чистенький потолок, который еще даже не успели засидеть мухи.

— Да! — входная дверь, скрипнув, вновь приоткрылась, и в ней возник нос Касыма. — Знаешь, ты так долго говорил, что это твой дом, так что я дарю тебе твою половину — я сегодня очень добрый, — противно захихикал он.

Красный нос исчез из дверного проема.

Дверь вновь захлопнулась.

— Расписку не забудь написать, о добрейший из добрых! — крикнул ему вслед Али-баба.

Когда счастливая старушка вернулась домой, Али-баба сидел все в той же позе, вдумчиво изучая стену напротив и никак не реагируя на возвращение матери.

— Ты что, оглох? — спросила та, входя в комнату. — Я тебя зову, зову. Помоги втащить сундук в дом!

— Зачем? — отрешенно спросил Али-баба.

— Как, зачем? Ты что, хочешь, чтобы такой отличный сундук стоял посреди двора? — возмутилась старая женщина. — Да в тебя, верно, вселился джинн!

— Какая теперь разница, где он будет стоять, — бесцветным голосом отозвался Али-баба.

— Что случилось? — в сердце старой женщины зародилась тревога. Холодок сковал ее тело, и узелок с обновками выпал из ее рук. — Али-баба, сынок, не молчи! Ты меня пугаешь!

— Я вас уверяю, мама, бояться больше совершенно нечего, — также спокойно ответил Али-баба, переведя взгляд на валявшийся у ног матери узелок.

— Золото?.. — охнула старушка, прикрыв ладонью рот.

— Нет больше золота! — Али-баба вскочил с курпачи и пробежался до окна и обратно. — Ни золота, ни проблем.

— Как… нет? — бледность разлилась по лицу старушки. — Куда ты его дел, признавайся, негодный?!

— Ну, я-то уж точно тут ни при чем, — Али-баба резко остановился посреди комнаты, обернувшись к матери. — Это все ваш обожаемый Касым! Пришел, увидел и, как всегда, забрал. Все и сразу.

— Ох, горе мне, горе, — старушка опустилась на пол и принялась причитать. — Да что же это? Да как же это?

— Но вы не переживайте, — успокоил ее Али-баба. — Зато у вас теперь целая куча платьев, в которых вы можете отдыхать в беседке на крыше, непрестанно умащивая себя благовониями.

— О, сынок, прости меня дуру! — кинулась старушка к ногам сына.

— А разве это что-нибудь изменит? — сухо заметил ей Али-баба. — Вставайте и хватит уже причитать.

— Мы нищие, мы опять нищие! — никак не унималась старушка, ползая по полу.

— Тоже мне, беда! Не впервой. Зато как легко дышится! — он набрал полную грудь свежего воздуха, пропитанного ароматами яблок и травы, расправил плечи и улыбнулся.

— Али-баба, сынок, прошу тебя, сходи опять в пещеру!