Али-баба и тридцать девять плюс один разбойников

— А вот это уже ваши проблемы, почтеннейший. Если вас это не устраивает, то мы пошли. У нас, знаете ли, еще куча дел.

— Стойте! — опять остановил их Мансур, разрываемый сомнениями и тревогой. — Не будем горячиться. Я дам вам тридцать пять коней.

— Тридцать девять! — хором ответили ему Махсум с Ахмедом.

— Ладно, будь по-вашему! — Мансур в сердцах грохнул пухлым кулаком по мягкому валику и тихо, себе под нос добавил: — Спишу на убытки от тухлого овса и верну с поставщиков и главного конюха… Нет, конюху тоже придется заплатить. О-хо-хо, опять непредвиденные расходы!

— Так что вы решили? — переспросил Махсум.

— Сегодня вечером заберете коней в ущелье.

— Оседланных, — осторожно добавил Ахмед.

— Да-да, оседланных! — щека Мансура нервно дернулась. — Что-нибудь еще?

— Этого вполне достаточно. Вы деловой человек, Мансур-ако, — Махсум позволил себе скупую улыбку. — С вами приятно иметь дело.

— А то! — гордо приосанился Мансур. — Все, свободны!

Махсум с Ахмедом заспешили к дверям, а Мансур, взявшись за принесенные ему перо с бумагой, задумался, скребя остро отточенным кончиком пера затылок:

— И все-таки я так и не понял, при чем здесь я?..

Новый топор Али-баба так и не купил — хотел, конечно, но все было как-то недосуг. То новую лежанку матери надо было справить, то казан, служивший тридцать лет верой и правдой, неожиданно прохудился, то забор нужно подлатать да веранду на крыше дома устроить, то у лопоухого корм раньше времени закончился. Дел, в общем, было невпроворот, и, чем дальше, тем больше. И вот же удивительное дело: не было денег — ничего нужно не было, а как завелись, так сразу понадобилось и то, и другое, и третье. Ну, прямо-таки, напасть какая-то! Али-баба только и успевал, что развязывать и завязывать мешок с золотом, монеты в котором убывали с пугающей быстротой…

— Али-баба, сынок! — окликнула его мать, входя в дом. — Мне нужно немного денег.

— О, мама! Зачем на этот раз? — у Али-бабы в последнее время появилась странная привычка чесаться, когда речь в очередной раз заходила о деньгах. Вот и сейчас, лишь прозвучало знакомое «немного денег», на несчастного Али-бабу тут же напала жестокая чесотка.

— Я платье на рынке присмотрела, хорошее, крепкое, надолго хватит, — повела насурьмленной бровью мать. — Да и сундук для вещей надо бы купить.

— Два, — хмуро отозвался Али-баба, скребя шею и руки ногтями.

— Платья? — обрадовалась старушка щедрости сына, но, как оказалось, слишком рано.

— Сундука два. А лучше три. В один ваши вещи — увы! — не поместятся. Знаете, мама, вам впору уже лавку одежды открывать или модный дом, столько вы этих тряпок за неделю накупили.

— Ой-ей, какой ты стал жадный, сынок, — удрученно покачала головой мать. — Родной матери…

— Я не жадный. Я экономный, — огрызнулся Али-баба. — Прошло всего две недели, а уж полмешка нет. А вы не подумали, что мы будем делать, когда все золото закончится?

— А чего думать-то? — махнула ручкой старушка. — Пойдешь в свою пещеру и еще один мешок возьмешь.

— Да вы в своем уме?! — Али-баба от подобного заявления аж подпрыгнул на месте словно ужаленный.

— А что такого? — наивно похлопала глазами мать. — Если этот твой дух такой добрый, то чего не дал сразу два мешка, а всучил тебе всего один?

— Он предлагал, — растерялся Али-баба, — но я отказался. Жадность — великий грех, мама.

— Глупый ты у меня еще, — обреченно вздохнула старушка, махнув сухонькой ручкой. — Кто ж отказывается, когда дают. Дураком быть — вот великий грех. Брал бы пример с Касыма. Столько денег, а до сих пор ходишь, как оборванец. Непутевый!

— Да вы что?! — округлил глаза Али-баба. — Мама, я вас просто не узнаю.

— И я тебя тоже, между прочим! Попросила одну монетку на платье, так разговоров на полдня.

Али-баба тяжко вздохнул, перестал чесаться и полез в мешок. Скрепя сердце он отсчитал три монеты и передал их матери.

— Возьмите. Этого хватит на хороших прочный сундук и на платье.

— Вот спасибо, сынок! — обрадовалась та, тут же завернув монеты в тряпицу, а тряпицу зажала в кулак — так уж точно никто денег не украдет. — Знаешь, там еще сурьму привезли и индийские благовония, — вопросительно уставилась она на сына.

— Ну, знаете, мама! — окончательно вышел из себя Али-баба. — Да у вас этой краски уже — хватит три раза с ног до головы выкраситься и еще на долю лопоухого останется, а этими вонючими благовониями весь дом уже до самой крыши провонялся. С закрытыми окнами спать невозможно. Ничего больше не дам! — отрезал Али-баба, закрывая собой изрядно сморщившийся полупустой мешок.

— Ну, нет так нет, — пожала плечами старушка. — И незачем так кричать. Подумаешь…

Она развернулась и, чуть горбясь, потопала к выходной двери. Али-баба проводил ее тяжелым взглядом, вновь тяжко вздохнул и, размышляя о власти проклятого золота, завязал мешок бечевой. Нужно было что-то решать, но вот что…