Али-баба и тридцать девять плюс один разбойников

— Взял. Я купил новый, — не упустил случая похвастаться Касым, доставая из-за спины новенький дутар. — Но мне нужно с тобой срочно поговорить.

— Говори, я слушаю.

— Не здесь, прошу тебя, — покосился Касым на бородатого незнакомого мужчину и черного, словно ночь, мавра с белыми, будто лик прекрасной девушки, глазами, которыми тот почему-то слишком часто моргал.

— Хорошо, пошли в дом, — сказал Али-баба. — Прошу прощения, почтеннейшие.

— Ничего, — кивнул Махсум. — Мы здесь постоим, присмотрим за едой.

Касым поднялся с колен и поплелся в дом за Али-бабой. Али-баба, проведя брата в разгромленную комнату, притворил дверь и повернулся к брату. Вид у Касыма был убитый, он даже в глаза Али-бабе не мог смотреть.

— Ничего не говори, все знаю, — хмуро произнес Али-баба.

— Как? Откуда? — Касым вскинул испуганный взгляд на Али-бабу.

— Неважно! — отрезал Али-баба. — Значит, продал меня за сто медных монет?

— За пятьсот золотых, — осторожно поправил брата Касым. — Вернее, за пятьсот пятьдесят две, — поправился он. Вдруг Али-баба и это знает, а ему хотелось, чтобы брат поверил в его искренность.

— Велика ли разница?

Касым не ответил, вновь повесив голову.

— Но это хорошо, что ты сам пришел все рассказать мне. Значит, в тебе еще остались крохи совести.

— Остались, остались! Я заснуть не мог, так эти крохи зудели во мне! — жарко произнес Касым. — Не знаю, что на меня нашло, но…

— Ничего больше не говори, — остановил его Али-баба. — Я и без твоих объяснений знаю что. Это называется алчность. Но оставим наши раздоры, брат Касым! Ты ведь споешь нам сегодня?

— Обязательно! Непременно спою! Послушай, а кто это у тебя в доме?

— Это караван попросился на ночлег, но не бойся, они нам не помешают. Хорошие люди… Послушай!

— Что? — насторожился Касым.

— А может, и соседей позовем? Нужно ведь отпраздновать новоселье!

— А неплохая идея! — тут же загорелся Касым. — Я прямо сейчас и побегу их звать. Ох, и подарков нанесут!

…Ахмед был в шоке. Неугомонный Касым умудрился поднять на ноги, даже, можно сказать, на уши целый район! Гости все прибывали и прибывали. Дом быстро наполнялся людьми и веселым гомоном. Все радовались, что рядом с ними наконец поселился живой человек, и дурной славе дома и страху за собственные жизни и жизни близких пришел конец.

Невесело было лишь разбойникам. Махсум, правда, выглядел внешне спокойным, зато Ахмед вел себя так, будто он был не слугой-мавром, а неопытным йогом и его усадили не на мягкие тушаки, а на доску с вбитыми в нее острейшими гвоздями. Он непрестанно вертелся, водил пальцем, пересчитывая гостей и все больше хмурясь. И при этом не переставая спрашивал у своего предводителя: «Шеф, что будем делать?» — а потом принимался раскачиваться из стороны в сторону и нудно повторял: «Все пропало, шеф! Все пропало!»

— Не гунди! Без тебя вижу, — едва разлепляя губы, зло шептал ему в самое ухо Махсум. — И не говори, что я тебя не предупреждал.

И тогда Ахмед замолкал. Ненадолго. А потом все начиналось сызнова.

— И чего они все приперлись? — ворчал он, гневно стреляя глазами по сторонам на веселящихся людей. — Спали бы себе, так ведь нет! Приперлись всем табуном жрать на халяву.

— А ты чего хотел? — отвечал ему устало Махсум. — Разбудил человека, устроил ему праздник.

— Я? — ткнул себя пальцем в грудь Ахмед. — Я ничего ему не устраивал.

— Ну как же! А пословица: «Гость в дом — радость в дом»? Разве не ваша?

— Наша, — вынужден был согласиться Ахмед.

— А где радость, то обязательно и пьянка, то есть, праздник. Получается, виноват во всем ты. Логика!

— Будь она проклята, эта ваша логика! — завозился на тушаке Ахмед. — Между прочим, есть еще пословица: «Гость необходим хозяину, как дыхание человеку. Но если дыхание входит и не выходит — человек умирает».

— Возможно, и есть такая пословица, только, похоже, они о ней здесь не слышали, — усмехнулся Махсум.

— Слышали, слышали. Но сидят нам назло! — прошипел, выходя из себя, Ахмед.

— Ну, разумеется, весь мир вращается вокруг двух каких-то разбойных морд.

— Что вы этим хотите сказать, шеф? — подозрительно уставился на Махсума Ахмед.

— Ничего. Забудь.

Между тем в комнату наконец внесли посуду с едой. Аппетитный плов с пылу с жару, обложенный крупными кусками баранины, разместился горками в двух больших лаганах; кабоб с поджаристым картофелем, посыпанный зеленью, был разложен в косы; салат из свежей зелени и чалоп распределили по глубоким тарелкам так, чтобы всем было удобно дотянуться до него. А меж всем этим вкусным великолепием, от которого у всех присутствующих потекли слюньки, попыхивали из носиков паром три круглый пузатых чайника.

Даже Ахмед забыл на время о своем ворчании и с удовольствием пополоскал руки в тазике, преподнесенном ему Марджиной, как и всем остальным гостям. Порядком изголодавшиеся гости набросились на еду, словно голодные леопарды, сметая все, что было на дастархане — орешки и легкие закуски, предшествующие еде и возбуждающие аппетит, сделали свое дело. Касым, напротив, ел очень мало, зато дутар пел в его руках не переставая, услаждая слух гостей этого гостеприимного дома.