Вскоре вполне насытившиеся гости начали один за другим отрываться от еды, отдавая предпочтение чаю, и тогда Али-баба вдруг обратился к Марджине:
— Марджина, ты не станцуешь нам?
— Ну что ты, — засмущалась та, прикрываясь платком. — Танцевать перед чужими людьми…
— Какие же они чужие, если это наши соседи! Да и что плохого может быть в красивом танце юной девушки?
— Просим! Просим! — начали хлопать гости в ладоши, подзадоривая крайне смутившуюся девушку. — Танец! Танец!
— Ну, хорошо, — помявшись еще чуть-чуть для приличия, согласилась Марджина. — А что вы хотите, чтобы я вам станцевала?
— Танец живота! — выкрикнул Ахмед, пожирающий Марджину сальными глазками.
Все присутствующие мгновенно обернулись к нему, но Ахмед не растерялся.
— А что такого? По-моему, очень красивый танец!
— Нет! — отрезал Али-баба. — Этой похабщине в моем доме не место! Станцуй нам, лучше…
— Танец с саблями Хачатуряна, — буркнул себе под нос Махсум, но в наступившей внезапно тишине его голос прозвучал достаточно громко, чтобы фразу расслышала даже стоявшая у дверей Марджина.
— А что, хороший танец! — глаза девушки загорелись. — Я даже видела где-то здесь, в доме сабли.
— Ну вот и все, — тяжко вздохнул Махсум, прислоняясь спиной к стене и закрывая глаза.
— Вы чего, ше… то есть, мой господин? — спросил у него Ахмед.
— Ничего. Голова что-то разболелась.
— Это, наверное, от голода. Вы же почти ничего не ели!
— Поверь, Ахмед, это уже неважно.
— Почему? — интонация, с которой произнес это Махсум, Ахмеду совсем не понравилась.
— Скоро сам все узнаешь.
В комнате опять появилась Марджина. В руках девушка держала две здоровенные сабли, кривые и немного ржавые — но для танца это не имело никакого значения.
— Касым, сыграй что-нибудь такое, быстрое.
Касым ударил по струнам. Музыка, разлившаяся волнами по комнате, даже отдаленно не напоминала знаменитую мелодию Хачатуряна, но вполне подходила для исполнения танца с саблями, ножами, кинжалами и прочими опасными игрушками. Стремительный ритм и быстрая смена звуков идеально вплетались в извивы танца, исполняемого Марджиной. Девушка неистово кружилась, прогибалась и извивалась, словно бушующее пламя. Сабли мелькали в ее руках с непостижимой быстротой. Сердца зрителей то замирали, то принимались неистово колотиться. И вот Касым в последний раз ударил по струнам, вырвав из чрева инструмента последний аккорд, и Марджина взметнулась в чувственном порыве; сабли взлетели вверх и вдруг стремительно рванулись к двум сидящим за столом людям, угрожающе застыв у самых горл своих жертв. Жертвами оказались мавр и его одноглазый хозяин. Мавр гулко стукнулся затылком в стену и свел глаза на хищно сверкающим голубоватом лезвии, подернутом ржой, а Одноглазый Хасан лишь сглотнул, ожидая смертельного жалящего удара, но Марджина медлила, держа сабли твердой рукой и глядя в глаза Махсуму, от которого у того внутри все сжималось от ужаса.
— Марджина, что ты делаешь?! — вскрикнул Али-баба, вскакивая и протягивая руку к девушки. — Остановись, ты сошла с ума!
— Али-баба, — произнесла Марджина, не отрывая взгляда от лица лже-Хасана, — когда ты уже перестанешь быть таким наивным?
— Но что я опять сделал не так? И убери, пожалуйста, сабли, молю тебя! Ты их можешь поранить.
— Не уберу!
— Но почему?
— Послушай, ты когда-нибудь видел мавра с белыми руками?
— С белыми — что? — не понял Али-баба, а Ахмед быстро спрятал руки за спину.
— Нет-нет, ты уж покажи руки! — приказала ему Марджина.
— Не покажу!
— Показывай! — девушка чуть сдвинула саблю вперед, и из небольшого пореза на шее Ахмеда показалась капелька крови.
— Ай! Не надо! — взвизгнул Ахмед, выкидывая трясущиеся ладони вперед. — Вот, на, смотри! Ну, белые, и что? Разве это преступление — иметь белые руки?
— Ох! — отшатнулся от него Али-баба, бросив взгляд на совершенно белые руки черного лицом Ахмеда. — Кто ты, о негодный человек, столь недостойно выкрасивший свое лицо какой-то черной гадостью и проникший обманом в мой дом?!
— Не скажу! Ничего не скажу!
— А второй? — спросил Али-баба у Марджины. — Кто второй?
— Неужели не догадался? — Марджина, не дожидаясь, пока Али-баба произнесет еще хоть слово, двумя ловкими движениями сабли сбросила с глаза важного гостя черную повязку и «сбрила» ему бороду.
— О-о! — по толпе гостей пронесся вздох изумления.
— Я тебя узнал! — вскричал Али-баба, указывая пальцем на боящегося даже вздохнуть Махсума. — Это ты продал мне тогда рабов на базаре. А я-то понять не мог, почему мне так знакомо это ваше «шеф»! И еще намеки про базар и нищих. Но что это за представление, почтеннейшие, все эти черные лица, бороды, повязки, караван? Вы решили меня разыграть, да? Признайся, это ты их подговорил, Касым?
— Я не… Я… — Касым отложил дутар в сторонку и повнимательнее присмотрелся к лицу мавра. — Это… ты! Ты, подлая змея с мешком камней! — Касым порывисто вскочил на ноги и унесся вон из комнаты. На кухне что-то загремело, разбилось, и в комнату опять влетел Касым, держа в руках скалку поболее той, которую он пользовал у себя дома. — Ну, держись, подлая собака!