Айвенго (Ivanhoe)

He had not the usual resource of bigots in that superstitious period, most of whom were wont to atone for the crimes they were guilty of by liberality to the church, stupefying by this means their terrors by the idea of atonement and forgiveness; and although the refuge which success thus purchased, was no more like to the peace of mind which follows on sincere repentance, than the turbid stupefaction procured by opium resembles healthy and natural slumbers, it was still a state of mind preferable to the agonies of awakened remorse.	У него не было обычного утешения всех ханжей того суеверного времени, надеявшихся заслужить прощение и искупить свои грехи щедрыми пожертвованиями на церковь и этим способом притупить свой страх. И хотя купленное таким путем успокоение было не более похоже на душевный мир, следующий за искренним раскаянием, чем сонное оцепенение от опиума похоже на здоровый и натуральный сон, все-таки такое состояние духа было легче переносить, нежели угрызения пробудившейся совести.
But among the vices of Front-de-Boeuf, a hard and griping man, avarice was predominant; and he preferred setting church and churchmen at defiance, to purchasing from them pardon and absolution at the price of treasure and of manors.	Среди всех пороков Фрон де Бефа, человека грубого и алчного, корыстолюбие было наиболее сильным: он предпочитал пренебрегать церковью и ее служителями, нежели покупать себе отпущение грехов ценой золота и земельных угодий.
Nor did the Templar, an infidel of another stamp, justly characterise his associate, when he said Front-de-Boeuf could assign no cause for his unbelief and contempt for the established faith; for the Baron would have alleged that the Church sold her wares too dear, that the spiritual freedom which she put up to sale was only to be bought like that of the chief captain of Jerusalem, "with a great sum," and Front-de-Boeuf preferred denying the virtue of the medicine, to paying the expense of the physician.	Храмовник, безбожник совсем иного порядка, неправильно понимал своего приятеля, говоря, что Фрон де Беф не в состоянии разумно объяснить причины своего неверия и презрения к установленным обрядам, ибо барон мог ответить на это, что церковь слишком дорого продает свои товары, что духовную свободу, которую она пустила в продажу, можно было купить, подобно должности старшего начальника Иерусалимского ордена, за "огромную сумму", и Фрон де Беф предпочитал отрицать целебное действие медицины, чтобы не платить врачу.
But the moment had now arrived when earth and all his treasures were gliding from before his eyes, and when the savage Baron's heart, though hard as a nether millstone, became appalled as he gazed forward into the waste darkness of futurity.	Но вот настала такая минута, когда все земные сокровища начали утрачивать свои прелести, и сердце жестокого барона, которое было не мягче мельничного жернова, исполнилось страха, глядя в черную пучину будущего.
The fever of his body aided the impatience and agony of his mind, and his death-bed exhibited a mixture of the newly awakened feelings of horror, combating with the fixed and inveterate obstinacy of his disposition;-a fearful state of mind, only to be equalled in those tremendous regions, where there are complaints without hope, remorse without repentance, a dreadful sense of present agony, and a presentiment that it cannot cease or be diminished!	Лихорадочное состояние его тела еще более усиливало мучительную тревогу души; его предсмертные часы проходили в борьбе проснувшегося ужаса с привычным упорством непреклонного нрава - состояние безвыходное и страшное, и можно сравнить его лишь с пребыванием в тех грозных сферах, где раздаются жалобы без надежд, где угрызения совести не сопровождаются раскаянием, где царствует сознание неизъяснимого мучения и наряду с ним - предчувствие, что нет ему ни конца, ни утоления!