Айвенго (Ivanhoe)

"Where be these dog-priests now," growled the Baron, "who set such price on their ghostly mummery?-where be all those unshod Carmelites, for whom old Front-de-Boeuf founded the convent of St Anne, robbing his heir of many a fair rood of meadow, and many a fat field and close-where be the greedy hounds now?-Swilling, I warrant me, at the ale, or playing their juggling tricks at the bedside of some miserly churl.-Me, the heir of their founder-me, whom their foundation binds them to pray for-me-ungrateful villains as they are!-they suffer to die like the houseless dog on yonder common, unshriven and unhouseled!-Tell the Templar to come hither-he is a priest, and may do something-But no!-as well confess myself to the devil as to Brian de Bois-Guilbert, who recks neither of heaven nor of hell.-I have heard old men talk of prayer-prayer by their own voice-Such need not to court or to bribe the false priest-But I-I dare not!"	- Куда запропастились эти попы, - ворчал барон, -эти монахи, что за такую дорогую цену устраивают свои духовные представления! Где теперь все босоногие кармелиты, для которых старый Фрон де Беф основал монастырь святой Анны, ограбил в их пользу своего наследника, отобрав у него столько хороших угодий, тучных нив и выгонов? Где теперь эти жадные собаки? Небось пьянствуют где-нибудь, попивают эль либо показывают свои фокусы у постели какого-нибудь подлого мужика!.. А меня, наследника их благодетеля, меня, за кого они обязаны молиться по распоряжению дарственной грамоты, эти неблагодарные подлецы допускают умирать без исповеди и причащения, точно бездомную собаку, что бегает по выгону. Позовите мне храмовника: он ведь тоже духовное лицо и может что-нибудь сделать. Но нет: я лучше черту исповедуюсь, чем Бриану де Буагильберу, которому ни до рая, ни до ада нет дела. Слыхал я, что старые люди сами за себя молятся, таким не надо ни просить, ни подкупать лицемерных попов. Но я не смею.
"Lives Reginald Front-de-Boeuf," said a broken and shrill voice close by his bedside, "to say there is that which he dares not!"	- Вот как, Фрон де Беф сам сознается, что чего-то не смеет? - произнес у его постели чей-то прерывистый, пронзительный голос.
The evil conscience and the shaken nerves of Front-de-Boeuf heard, in this strange interruption to his soliloquy, the voice of one of those demons, who, as the superstition of the times believed, beset the beds of dying men to distract their thoughts, and turn them from the meditations which concerned their eternal welfare.	Фрон де Беф был настолько потрясен и совесть его была так нечиста, что, когда раздался этот вопрос, ему почудилось, будто он слышит голос одного из тех бесов, которые, по суеверным понятиям того времени, обступают умирающего человека, стараясь рассеять и отвлечь его от благочестивых размышлений о вечном блаженстве.
He shuddered and drew himself together; but, instantly summoning up his wonted resolution, he exclaimed,	Он содрогнулся, но, тотчас призвав на помощь обычную свою решимость, воскликнул:
"Who is there?-what art thou, that darest to echo my words in a tone like that of the night-raven?-Come before my couch that I may see thee."	- Кто там? Кто ты, дерзающий отзываться на мои речи голосом, похожим на карканье ночного ворона? Стань перед моей постелью, чтобы я мог видеть тебя.
"I am thine evil angel, Reginald Front-de-Boeuf," replied the voice.	- Я твой злой дух, Реджинальд Фрон де Беф, -отвечал голос.
"Let me behold thee then in thy bodily shape, if thou be'st indeed a fiend," replied the dying knight; "think not that I will blench from thee.-By the eternal dungeon, could I but grapple with these horrors that hover round me, as I have done with mortal dangers, heaven or hell should never say that I shrunk from the conflict!"	- Так покажись мне в своем телесном образе, коли ты настоящий бес, - сказал умирающий рыцарь.- Не думай, что я испугаюсь тебя. Клянусь страшным судом, если бы я мог бороться с ужасами, обступившими меня теперь, как прежде - с земными опасностями, то ни рай, ни ад не посмели бы сказать, что я отступаю от борьбы.