Аид, любимец Судьбы (СИ)

– Втроем? – шепот, слетающий с пересохших губ, заглушает отчаянный вопль Ананки за спиной: «Чем ты будешь бить, маленький Кронид?!»

Меч скользит из ножен – верный спутник из бронзы, ковка тельхинов – не Циклопов…

Вы воюете как мальчишки, – кричит, надрываясь Судьба, и ее обвиняющий перст тычется между лопаток – сквозь броню чувствуется.

Войско Крона. Трое напротив него.

Распахивает крылья орел в поднебесье.

– Хороший знак, – улыбается Зевс, швыряя прежде молнии улыбку в грозную мешанину тел, движущуюся на нас.

В армии Крона нет даже приблизительного порядка – все смешались со всеми, рты – пасти, пальцы – когти, доспехи – крылья, шкуры, дубленая ветрами кожа…

Вздымаются клубы пыли в небо, с которого летит подбадривающее ржание лошадей Гелиоса.

– Хороший знак! – кричит Посейдон – нужно кричать, потому что остальное глушится рокотом наступления на нас титанов, чудовищ, лапифов…

Лавина.

Трое перед лавиной.

Молния. Трезубец.

И старый клинок, выкованный тельхинами, а не Циклопами…

– Чем будешь бить, невидимка?! – захлебывается в истошном крике Судьба.

Железные крылья – легкий росчерк в воздухе, над войском Крона.

– Хороший знак, – шепчу я за секунду до того, как утонуть в битве.

Белый высверк. Молния.

Всё.

Сейчас или никогда.

Огонь в небесах – в мой клинок. Тьма в разверстых пастях – в мой клинок.

Упоительный танец на грани боли.

Обжигающая мощь течет сквозь кричащие мышцы, единые с верным мечом. Преданная тень тянется помочь – от Посейдона, от Зевса, от деревьев, драконов, от всех и всего…

Ужас и крики боли – в мой клинок…

Их ужас и их крики боли, ибо мир для них обернулся молнией.

Они вспарывают небо, полосуют дряблое облачное брюхо Урана и хлещут противников невиданными небесными бичами, и каждая молния кажется продолжением руки Зевса, непринужденно стоящего в воздухе вровень с горами. Выше голов самых высоких титанов.

Распластались в воздухе блестящие кольца волос. Взгляд холоден и суров, и сам Уран не прочь убраться подальше от своего внука, расстелиться под ним, что ли, на землю упасть…

Но на земле – три острия в неослабевающей руке Посейдона.

– Что, взяли, твари?!

Три клыка, терзающие ряды лапифов, вгрызающиеся в драконов, перемалывающие, сокрушающие, не всем оставляющие время на посмертные вопли…

Последние минуты жизни, отчаяние и глухая тоска – я пью вас, как нектар, и значит – вас пьет мой клинок…

– Это Аид! Аид!!

Мне нравится, когда они кричат это. Звучит, будто «это конец!»

Я бью своей славой.

Раздувшейся черной тенью, жуткой памятью, оставленной Черным Лавагетом по себе за столетие.

Я бью словами Аты: «Горек источник Страха…», разрушенными и сожженными поселениями, убитыми пленниками, взятыми крепостями, пытками, своим именем карателя. Бью пустыми глазами женщин-рабынь на ложе, алой маской своего лица – когда оно бывало забрызгано смертной кровью. Отвращение, ненависть, ужас, исступление, непонимание, отупляющая боль, злорадство победителей – в ход идет все, и наш с мечом танец восхитительно синхронен.

В нем тонет грозный крик Афины, лед Стикс – титанида гасит драконье пламя только взглядом – грохот наступающих Силы и Зависти, свист палицы Прометея…

Блик. Черная молния.

Так легко утонуть в самом себе.

Так легко разить. Черпать и черпать из бесконечного источника. Обращать ужас и гнев противника, тень за его спиной – в себя, в безошибочно находящий цели меч…

Так легко…

…легко…

Пока ты не встретил кого-то, кому наплевать на твою славу.

Красный блеск раскаленного адамантия – в глаза. Напитанный черной славой меч с радостью принимает вызов.

Щерится в лицо Титий – точно, он, убийца Офиотавра, как удачно, Титий, станцуем?

Среди ледяного холода Стикс, и соленого неистовства Посейдона, под бичами-молниями, секира против меча, слава против… чего?

У титанов нет славы. И чужую они не очень-то уважают.

Секира раскалывает щит, от удара трещит рука, меч перерубает рукоять секиры, распадаясь в крошево сам, мир рушится и дробится – почему-то приходят на ум мелкие катышки овечьего сыра.

Упоение боем вытекает вместе с ихором из разрезанной чьим-то случайным мечом лодыжки, бой так просто увидеть со стороны, когда ты выше, гораздо выше всех, как колесница Гелиоса…

Или лежишь среди убитых, а эта колесница неторопливо пересекает небо, насмешливо двоясь, – восемь коней, куда Солнцеликому такая упряжка?

Зевс – стоит на воздухе, вокруг распотрошенное небо. Посейдон – три клыка заставляют дрожать землю…

Третьего брата не видно что-то, ну, это ж ясно – Аид-невидимка…

Афина, Стикс, Прометей, бегущие остатки войска Крона.

О Эреб и Нюкта, мы опять воюем как мальчишки, а у мальчишек есть это поганое свойство – добиваться того, что они хотят.

Перед тем, как небо и битва обратились в одну сплошную белую вспышку – мне показалось, что вдали не жалобным, а торжествующим криком разразился младенец.

* * *