Скрипят под ногами камни. Асфодели грустно качают венчиками: не хотят ложиться под сандалии. Можно было бы махнуть вперед по-божественному, но мне нужно вот так: пешком, с каждым шагом все быстрее, наращивая решимость, стискивая губы, отталкивая глупости, лезущие в голову…
Идем вдвоем – я и Судьба за плечами.
И мир вокруг словно сминается, как асфодели под ногами; дорога мелькает быстрее… быстрее…
Пышет жаром Флегетон, обвиваясь вокруг недостроенного дворца на острове – когда я успел миновать половину Эреба?
Огонь побеждает тень. Тень наползает от конечной точки моего пути – и душит огонь.
– Почему ты идешь? – вспыхивает внутри вопрос. Дробится, долетая из-за плеч короткими отзвуками – такими же острыми, как и первый.
Почему идешь?
Почему ты?
Почему?
На каждый отзвук – сорок тысяч ответов. Вроде «потому что силы неравны» или «потому что отец собирается стереть нас в порошок».
Я отвечаю проще: потому что это – ты, моя Ананка.
Я прав или нет? Я правильно научился слушать тебя, даже когда ты молчишь?
Смешок странный – полный гордости и сдавленного торжества, его не сразу втягивает в себя даже жадная, полная черноты пасть, которая распахивается впереди…
Остановиться – значит усомниться. Замедлить шаг – струсить. Все просто. Притормози перед густой и клейкой чернотой, которая уже почти касается лица – и станешь двадцатипятилетним воином, а не богом, у которого за спиной – два столетия войны.
Перед шагом в бездну из-за плеч вновь раздается голос, звучащий нежно, чуть ли не влюбленно:
–
Голос побеждается сгущенным мраком, в который я окунаюсь.
Ощущения падения нет. Второго шага нет.
Вообще ничего нет.
Исчез невидимка, которого когда-нибудь назовут Непреклонным… а это кто-то говорил?
Неважно – этого кого-то тут тоже нет.
Можно ли здесь вообще – быть?
Тьма, которую нельзя назвать просто тьмой, в которой я не различаю ничего – даже черного цвета. Живая, пульсирующая дыра в мироздании, где нет ни времени, ни пространства, теряет значение все, что происходит наверху, и только древний голос хихикает где-то – за плечами? внутри?
«Ба, да это кто-то новенький? Ничего, сейчас, сейчас…»
Бездна лезет внутрь, раздирает мою сущность острыми когтями, настойчиво приглашает: давай, стань как я, останься, стань единым со мной, пустотой, дырой, бездной…
Ты уже недалеко. Ты уже не дышишь и не можешь говорить. Ты здесь – значит, тебя нет. Нынче твое имя – безымянность и невидимость…
Да. Безымянность и невидимость – мое имя.
– Я – Аид…
Что же ты? – не унимается небытие, лезущее внутрь (впивается, цепляется, сочится горькой едкостью в каждую брешь!). Лишь порождения Геи и первобогов Ночи могут свободно существовать здесь. Разве ты – титан или чудовище?
– Бог…
А что это – бог? Как это – быть богом? Богзначит – власть? Здесь есть только одна власть – это бездна. Бог значит – сила? Что ты знаешь о силе, юнец, имя которого – невидимость? Хочешь – я покажу тебе силу?
…вихрь. Дремлющий. Совсем рядом, рукой подать – коснуться. Густой, вязкий и въедливый мрак небытия не способен не то что потопить – даже приглушить эту мощь, тихо рокочущую бок о бок с ним. Великая древность спит сотнями голов – и даже во сне источает силу, первобытную силу, и от этого только хуже: с одной стороны тебя рвет на части тартарская пустота, со второй – сносит, затягивает в себя вихрь этой мощи: зазеваешься – и станешь песчинкой в водовороте…
На пограничье между пожирающей меня бездной и вбирающей в себя чуждой силой, первой силой земли – удержусь ли?
Я удержусь.
Их не нужно освобождать – просто пробудить от сна, а потом они сами отыщут выход, расколют твердь и выплеснут свою мощь на солнечный свет, заставляя в испуге померкнуть солнце и небо – упасть на землю…
Зевс был прав, нельзя этого делать.
Я был прав: это крайнее средство.
Гекатонхейры, Сторукие, порожденные Геей-Землей от избытка собственной плодоносности, сонно ворочаются внутри бездны, куда вверг их Уран. Бездна Сторуким нипочем: уютная постель. Они – настолько бытие, что окружающая их пустота не наносит им ущерба… что они наполняют ее, делая ее – менее пустотой.
Только поймать хрупкую грань между мощью узников Тартара и мощью самого Тартара, между небытием и бытием. Встать на дорожку, сверни с которой – и тебя утянет навсегда, растворит твою сущность, все равно, в пустоте или в силе.
Встал? Иди, невидимка.
Дыши, невидимка – там, где нельзя дышать. Слушай – там, где нельзя слушать.
Чувствуй – там, где чувствовать запрещено.
Путь бесконечен, потому что времени нет, и нет тела, но ты ведь к этому привык с детства, не так ли?
– Хо-го! Бронт-то мухлюет!
– Аы-ы-ы! Больно!
– Наковальня. Стероп, ты в игре?
Безумия в Тартаре не может быть: его богиня сюда бы не сунулась. Это мираж или происки Великой Бездны… Не может в самом сердце небытия идти бесхитростная и вполне беспечная игра… какие тут игры?!
– А-а-а-а! Клещи!
– Молот!
– Огонь у меня!