Аид, любимец Судьбы (СИ)

Внутри черепа что-то колотилось. Казалось, в нем распрыгалась новая Афина – решила от нечего делать родиться из головы у Черного Лавагета. Или, может быть, Ананка взяла медный щит и лупит наотмашь – старается вызвать из дурной головы хоть одну мысль…

У Судьбы не получалось: в мозгу было блаженно и прискорбно чисто. Взгляд перебирал картинку за картинкой, не останавливаясь.

Стикс брезгливо оттирает свой разящий ужасом жезл от драконьей крови. Видно, разить пришлось не только ужасом.

Кратос, почесывая ухо, рассматривает останки своей палицы.

Зел перебрасывается фразами с Посейдоном – близнецы впервые отошли от матери.

Хмурится, опираясь на копье, Афина: наклонила голову и уставилась на поле битвы, заваленное грудами тел. Две русые пряди выбились из-под шлема и нахально свешиваются богине на лицо.

Среди трупов – опаленные проплешины. Следы молний.

Кое-где – мелкое крошево: там прошелся удар Посейдона.

Войско Крона расколочено вдребезги, и Гелиос вытягивает шею с высоты: хочет увидеть, что ж там такого мы наворотили…

– Втроем!

Посейдон разъезжался в неудержимой улыбке от уха до уха, а чудесный трезубец держал бережно, на весу. По спине хлопнул так, что чуть хребет не переломил.

– Ну, что скажешь, а? Наконец-то! Видал, как было? – кивнул в сторону Зевса и его колчана – улыбка исчезла, но только на миг. – Вот это – я понимаю: бьешь как в масло… Ну, брат – теперь дело за Кроном! Да, а ты-то сам как? Я увлекся малость… не видал. Кстати, а тебе они что преподнесли?

– Потом, – отмахнулся я, морщась. Левая стопа была вся в теплом ихоре: случайный меч разрезал сзади крепиды сандалей и скользнул выше, к икре. Ничего, неглубоко.

А вот шлем был расколот, словно скорлупа ореха. Я стащил его, повертел и выбросил. Все равно был неудобный, скажу Эвклею – пусть новый раздобудет.

– А и правда, – послышался над головой вкрадчивый голос Зевса, – чем Циклопы отблагодарили своего освободителя?

Бешеные глаза кроноборца сомнений не оставляли: все знает. И с трудом удерживается, чтобы не истратить на меня последнюю молнию из колчана.

Правда, он выдержал на лице благопристойную мину: подождал, пока Посейдон отвлечется на Прометея. А потом наклонился и затряс за плечи, шипя мне в лицо:

– Ты б еще с голыми руками полез! И что ты хотел этим доказать?! Идиот…

– Все мы идиоты, – волосы слиплись то ли от пота, то ли от ихора – зацепило все-таки, даже через шлем. – В-втроем, как же...

А что было делать? Орать посреди боя, что, мол, братцы, а меня-то обделили, так что, пожалуй, вы уж не втроем, а без меня?

Зевс плюнул под ноги, пробормотал, что лучше бы я прикрывал спины, зашагал к Прометею сам.

«По-моему, он прав, невидимка», – сипло выдохнула над ухом Ананка – никак, горло сорвала?

– Идиоты всегда правы, а все мы здесь – идиоты.

Обиженно заткнулась, только по плечу царапнула – мол, чем ты опять недоволен-то?

Сокровище победы слегка расплывалось перед глазами: пронзительная голубизна сапфиров, золотой драгоценный блеск, кораллы – из чешуи драконов; аквамарин и нефрит – хитоны древолюдей-лапифов; мрамор, железо, алебастр – скальные твари; янтарные, изумрудные, аметистовые – застывшие глаза чудовищ…

Богатая добыча, только вот…

Ох, и здорово он меня секирой – спасибо, что плашмя. И объяснить не могу, что не так. Вертится ужом: не так с этим детским плачем, и с тем, что мы воюем как мальчишки, и с обманом об Офиотавре…

Войска Крона разгромлены. Все ли? Есть ли резервы?

Нет, не то.

Прометей замер, раскачиваясь и держась за голову – что, и его тоже садануло? Видно, спасать кого-то полез – вот и получил. Ах нет, с ним что-то другое, вот наклоняется Стикс, спрашивает… «Что ты видишь?»

Видение у Прометея – прозорливый он наш.

И еще эта фраза дурацкая прицепилась – если уж Жеребец что ляпнет…

«Теперь дело за Кроном».

Фраза крутится, натирает виски, как очередной неудобный шлем. Ананка сочувственно хихикает за плечами – подсказала бы лучше…

Теперь дело за Кроном – и что? Взять Офрис у нас все равно не хватит ни сил, ни войск, ни молний.

Зевс выслушивает Стикс, машет рукой Посейдону, машет мне.

– Нужно вернуться в лагерь.

Лицо у новоявленного Громовержца непобедительное. Хмурое, встревоженное, и скулы белеют. Ноздри раздуваются.

– Что за спешка-то? – удивляется Посейдон, он как раз расписывал Кратосу возможности трезубца. – Можно было бы гонца послать – хоть бы и Афину, пусть бы сообщила, что боя не будет, нам бы встречу подготовили…

–Афина остается. В лагерь идем мы.

– Что он прозрел? – спрашиваю я.

– Идем в лагерь. Сейчас.

Не совсем сейчас, но в пять шагов – вполне по-божественному, если учесть, что до лагеря было не меньше десятка стадий. Прошли победители, презирая расстояния: один – сжимая трезубец, второй – держа руку на колчане, стрелы из которого не требуют лука…

И меня протащили вслед – Посейдон еще ворчал, что мне теперь нужно еще и объяснять, как ходят боги. Зевс молчал.

А ко мне на третьем шаге непрошенным гостем заявилось понимание. Обустроилось внутри нагло и по-хозяйски. Вслед за собой запустило через порог уверенность.