Агриков меч

Ставку проскочили в один миг. На самом её краю Сокол увидел знакомого монаха. Тот в битве участия не принимал, а когда на ставку напали, не стал попусту суетиться, а выжидал под навесом, и только удостоверившись, что лавина пронеслась стороной, выскочил и прыгнул на одного из княжеских коней. То был великолепный скакун, которого восставший князь оставил в ставке, взяв на битву коня попроще. Обычно наоборот поступают, но Фёдор был себе на уме. И теперь благодаря его чудачеству превосходная лошадь досталась монаху.

Чародей подумал, что побеседовать с чернецом будет, пожалуй, важнее, чем порубить лишний десяток разбегающихся оборванцев. Множество вопросов возникло у него после подслушанного разговора.

Мещёрцы нацелились в тыл коннице Фёдора и по сторонам не глядели. Окрикнув Зарубу, чародей показал на монаха рукой. Воевода проследил направление, увидел, кивнул, соглашаясь. Крикнув что-то своему помощнику Никите, он оставил на него дружину, а сам довернул в сторону и, прибавив хода, пустился монаху наперерез. Рядом с воеводой появился Тарко, который для своей лошадки оказался лёгкой поклажей.

Тем временем Фёдор уже заметил опасность и начал разворачивать конницу. Однако монах направил скакуна в сторону от битвы и явно забирал поближе к спасительному лесу. Непрост оказался монах. То, что дело проиграно он понял раньше других. Раньше Фёдора, его конников, раньше даже самих победителей. Потому и не надеялся пробиться к полкам, а повернул в ту сторону, где граница леса оказалась ближе всего. И угадал — Ни Соколу, ни Тарко, ни Зарубе, несмотря на все старания, несмотря на тяжелый хрип лошадей, отдающих последние в жизни силы этому смертельному для них рывку, так и не удалось достичь беглеца раньше, чем тот скрылся в лесу.

Даже после того, как шум погони затих, монах ещё долго скакал, увёртываясь от веток, и не позволял коню остановиться или хотя бы сбавить шаг. Он скакал, пока лес не стал настолько густым, что пробиваться дальше верхом стало просто опасно. Тогда монах, наконец, остановил коня, спрыгнул на покрытую жёлтыми листьями землю и огляделся.

Погоня сильно отстала, хоть и не прекратилась вовсе, но в любом случае преследователи не могли быстро отыскать человека в лесу. А дожидаться монах и не собирался. Он погладил коня и неожиданным, резким движением чиркнул ножом по горлу. Конь упал и забился в корчах, но мучение не продлилось долго. Монах знал толк в убийстве, и животное вскоре затихло. Тогда монах, сбросив с себя всё лишнее, остался при одном лишь мече и, мягко ступив под деревья, растворился в лесу.

Глава семнадцатая Поиски продолжаются

Возрождённый город Соколу не понравился — хотя чародей и не ожидал, что за лето построят настоящую твердыню, а недавний приступ пощадит стены, но всё же разочаровался. Наверное, он единственный, кто мог сравнить новый Муром с тем, что стоял на этом месте раньше, причём сравнить, исходя из собственных впечатлений, а не по басням летописцев и рассказчиков. Юрий и любой из его ветеранов вряд ли отчётливо помнили далёкое прошлое. В лучшем случае они были мальцами, когда сожгли старый город и выросли уже во временном острожке.

Муром жгли несколько раз и с каждым разом при восстановлении, он терял значительную частичку прошлого. Менялись очертания стен, сокращался в размерах посад, каменные постройки уходили в прошлое — их просто не успевали отстраивать, а недолговечное дерево только усугубляло дело.

Но даже не столько внешний вид отличал нынешний Муром от прошлого. Сама его суть изменилась. Он стал совсем другим город, одолжившим имя у прежнего. Имена, названия вообще живут дольше вещей.

Сюда вернулись князья, потомки тех, что правили раньше, новые церквушки получили названия прежних. И ничего кроме имён. Ни народа, давшего имя городу, ни его языка, ни их святых мест. Другие люди, другие обычаи, и даже другая речь.

***

Битва закончилась. Конные разъезды метались по окрестным лесам и оврагам, вычищая остатки вражеского войска. Большой отряд во главе со Слепнем отправился по следам князя Фёдора, ушедшего с ближайшими соратниками через лес, несколько отрядов поменьше рванули в обход по дорогам, надеясь перехватить беглеца, отсечь от соседей.

Город заволокло покровом гари и смрадом. Полуразрушенные башни и стены, сгоревшие дома, выложенные перед церквушкой тела убитых, стоны раненых, женский и детский плач омрачали победу. И всё же Муром выстоял, а, выстояв, получил время для того, чтобы укорениться на старом месте, вернуть былую силу и славу. И потому о пирушках победных не помышляли, но с ещё большим воодушевлением и усердием взялись за починку и строительство. Вновь застучали топоры, заскрипело дерево, зазвенели кузни, перековывая сломанные клинки и чиня доспехи, вернулись к пристаням и на торг распуганные войной купцы. Люди из сёл опять потянулись в город.