Читаем Агриков меч полностью

— Братцы! — вдруг заговорил Савелий, поворачиваясь к княжеским воинам. — Ведь вы же православные! Христиане! Зачем князь со мной так-то? Отпустите. Ведьма здесь ещё где-то, чувствую я. Отпустите ненадолго! Туда и обратно! Мигом обернусь. А завтра сам уйду, вот чем угодно поклянусь!

— Дурак ты, Савелий, так ничего и не понял, — второй дружинник сплюнул. — Если тронешь Мену хоть пальцем, князь с тебя шкуру спустит. А что он не спустит, так мы доберём лоскутками. Так что, давай, пошевеливайся, от греха подальше!

— От греха? — возопил охотник.

— Понятно, — сказал сам себе Демидка и исчез под настилом.

Вместо него чуть погодя, из лодки выбрались два здоровенных гребца, похожие один на другого, как пара кирпичей. Перемахнув пристань, спрыгнули одновременно на берег, да так, что Тарко хоть и в отдалении стоял, показалось ему, будто земная твердь содрогнулась точно мостки шаткие.

Встали могучие корабельщики по обеим сторонам от Савелия, пошевелили плечами. Тот сразу сник.

— Держи! — крикнул Демидка и рядом с богатырями шлёпнулся моток верёвки. — Сам не захочет, шкурам вонючим в дороге товарищем будет.

Савелий сопротивляться не дерзнул, побрёл на лодку. Дружинники присели на бережке, собираясь, похоже, дождаться отплытия и проследить, чтобы всё прошло гладко. А Тарко, увидев неподалёку Рыжего, спорящего о чём-то Тароном, к крепости решил сегодня не возвращаться.

***

Изба Мены выглядела тесной, но опрятной. Всякие колдовские вещи посетителей не пугали, видимо упрятанные от чужих глаз в сундуках или в иных каких местах. И только по стенам тут и там висели большими пучками травы, но это были, как заметил Сокол, обычные целебные травы, какие встретишь на Мещере в каждой второй избе. Мена собственно и славилась в округе больше как целительница, а колдовство, если и пускала в ход, то изредка и не на людях. Вот только вчера промашка вышла.

Сейчас девушка ничем не напоминала разгневанную воительницу, что ворвалась на постоялый двор. Волосы были заплетены в тугую косу, покрыты платком, а длинное платье скрывало каблучки, даже когда Мена двигалась.

— Пришёл всё же, — она встретила чародея какой-то особенной доброй улыбкой. — Думала, может, испугаешься…

— Испугался, но пришёл вот, — отшутился Сокол.

— Откладывать не станем, у меня всё готово. Садись, — она показала на лавку перед пустым столом. — Угощений пока не предлагаю. Потом угощаться будем, после дела.

Сокол уселся и принялся наблюдать за девушкой. Та выгребла на серебряный поднос угли из жаровни, бросила поверх них смоченную пахучим отваром траву. Меч в поднос остриём упёрла, так что дым, поднимаясь, обтекал клинок несколькими витками и лишь возле рукояти срывался, попадая под сложенную чашечкой ладонь ведуньи.

Трава высохла, вспыхнула, язычки пламени метнулись по дымному следу к самой ладошке Мены, и та отдёрнула руку.

— Меч хозяина ищет, — произнесла она, заливая угли из чашки.

— Это я понял, — кивнул Сокол.

— И он ищет жертву, — добавила Мена.

— Об этом я догадывался.

— Клинок предназначен для убийства.

Мена бережно положила клинок на стол. Присела. Некоторое время Сокол ждал продолжения, но так и не дождался.

— Мечи вообще только для того и предназначены, чтобы убивать, — заметил он.

— Что ты всё заладил: «знаю», «догадывался»… — проворчала Мена без раздражения. — Ты же понимаешь, я имею в виду не убийство вообще, а определённую жертву. Истинную цель. Это меч смерти. Или жизни. Смотря, с какой стороны взглянуть.

— Понимаю, — согласился Сокол. — А кое о чём и точно узнал. Главного не понял. Кому он предназначен в руку, а кому в грудь?

— Этого тебе никакая ворожба не откроет, — сказала Мена. — Но врага меч сам укажет, если тот рядом окажется. Хоть слабо, но отозвался сталь. Теплеет клинок, когда в сторону цели своей смотрит. Еле заметно, но даёт знать. И хозяина наверняка должен почувствовать.

Сокол подержал руку над лезвием, над рукоятью и пожал плечами.

— Я не чувствую ничего.

— Тут рука надобна того, кому предназначен меч. Или женская.

— Твоя, к примеру?

Мена кивнула с улыбкой.

— Цели не чувствую, но кое-что мне удалось узнать. Думаю, этим клинком Дятел с нечистью бился в Мещёрой Поросли. С колдуном каким-то сильным, а может с демоном.

— Дятел из Угармана? — уточнила Мена.

— Он самый.

— Не слыхала, чтобы он воевал с кем-то.

— Было такое дело, — кивнул Сокол. — Хоть и давненько уже.

Мена убрала со стола поднос с потухшими углями, протянула Соколу меч и стала выкладывать угощение — пирожки, варёные яйца, зелень, поставила глечик с малиновым квасом и пару глиняных кружек.

— Есть ещё кое-что в клинке этом, — разливая по кружкам квас сказала она. Как бы между прочим сказала. — То ли любовь, то ли страсть, то ли похоть в нём. Человеческая или нет, не понять. Бывает и демоны попадают в силки любовные. И даже боги.

— Страсть, — повторил чародей и задумался.

Странная начинка для клинка. К добру или к худу такое открытие? Скорее всё же к худу, раз не понять, кто и зачем любовь с железом сплавил. И значит жди от судьбы коленца хитрого.

— А клеймо? — спросил он, надкусив пирожок.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мещерские волхвы

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза