Читаем Агриков меч полностью

— Зацепила ты его, Мена. Сильно зацепила. Красотой своей, молодостью. Для таких как он, одержимых, красота колдовская только лишнее раздражение, лишняя злость. Не явись ты в корчму, обошлось бы. Протрезвел бы парень наутро, ушёл бы с купеческим поездом куда собирался. А теперь ты занозой кровоточащей у него в голове засела.

— Ну, прости князь, не удержалась, — развела девушка руками. — Будто плетью стегануло. Родителей погибших вспомнила. Такой же вот упырь их погубил.

— Упырь, — повторил князь задумчиво.

— Никакой он не блаженный, — добавила Мена. — Думаешь, ради веры на колдунов охотится? Как бы не так! И награду не за убийство получает. Ну, не за одно только убийство. Силу он отбирает у колдунов убитых, вот в чём соль, и кому-то ту силу приносит. Вот за что ему серебром платят. Упырь и есть.

— Тебе виднее, — буркнул князь. — Но не ошибись. Мои парни его до рязанских земель проводят. Там выпустят. А куда он дальше пойдёт, один бог знает. А то может и ему неведомо. С блаженными даже у бога накладки случаются.

Александр ещё посидел немного молча, потом вдруг встал резко и вышел, не прощаясь. Кружку с квасом пирожки так и не тронул.

— Мрачный он у вас какой-то, — заметил Сокол.

— Так ведь нелегко ему приходится, — вздохнула Мена. — С одной стороны отец старую веру держит, с другой священники новую проповедуют, языков каких только здесь не намешано, обычаев. Каждый в свою сторону тянет, а ему посерёдке устоять надо. И мир сохранить.

— И часто он к тебе заходит вот так запросто?

— Заметил? — усмехнулась девушка. — Да, захаживает. То посоветоваться, то травок каких-нибудь попросить.

Она посмотрела на Сокола пристально.

— Что-то ещё тревожит тебя? — угадала Мена. — Помимо князя и помимо клинка зачарованного.

— Дедушка ушёл, — вздохнул Сокол.

— Слышала.

— Разыскать бы его, поговорить.

— Войны опасаешься? — опять догадалась Мена.

— Опасаюсь, — признался чародей.

— Думаю, напрасно опасаешься. Не затем он к людям вернулся.

— Ты откуда знаешь?

— Не знаю, догадываюсь.

Сокол поздно на постоялый двор вернулся. От ужина обжорного отказался, сразу в комнату отправился. Тарко в двух словах сообщил, что Вияну ему встретить не удалось, что Тарон задерживается с делами, а Рыжий ему ещё новых подкидывает, находит заказчиков, приводит поставщиков и конца этой круговерти не видно. Потом рассказал, как Савелия из города выпроваживали.

— Я знаю, — кивнул Сокол. — Князя повстречал.

— У Мены?

— У неё.

— А с мечом что? — набрался смелости Тарко.

Сокол, устраивая на лавке постель из плаща и сменной рубахи, пересказал вкратце, что ведунья в дыму увидела, о чём догадалась, что сам Сокол сложил одно к одному. Новости Тарко не порадовали.

— Значит, меч крови хочет? — переспросил он, выделив главное.

— Хочет, — кивнул чародей, положив в изголовье мешок.

— А может, против хорошего человека он навострён? — засомневался юноша. — Может, его придержать лучше, спрятать, утопить где-нибудь…

— Правильно вопрос ставишь, — хмыкнул Сокол, укладываясь и забрасывая на ноги остатки плаща. — Вот и это нам с тобой предстоит разузнать.

<p>Глава одиннадцатая</p><p>Осада</p>

Варвара часто ходила по комнате из угла в угол или садилась на лавку и сидела часами, устремив взгляд сквозь стены. Мысли путались, наслаивались одна на другую, важное мешалось с второстепенным. Что её волновало больше — вина перед мужем, боязнь наказания или ужас перед тем, что случилось? Неспособность разобраться в страхах пугала тоже.

В тот день, когда Павел вернулся из похода на вурдов, Варвара сказалась больной — благо, что обманывать ни мужа, ни девок особенно не пришлось — лицо её горело, руки дрожали, а ноги ослабли настолько, что даже встать с постели княжна не могла.

С тех пор она вот уже неделю не покидала терема. Хотя трясучка прошла, и княжна могла уже показать улыбкой, будто всё с ней в порядке, но от себя-то самой пережитое поддельной улыбкой не скроешь, не спрячешься за внешним спокойствием.

Она не знала, что ей теперь делать, как сказать мужу о ночном госте, пришедшем к ней в его Павла личине, пока сам он гонялся по деревням за вурдами, и нужно ли говорить вообще? Решись она рассказать, Павел, наверное, не поверил бы ни единому слову, ещё вздул бы жену хорошенько, изгоняя блажь и дурные грёзы. Но не только страхом перед наказанием объяснялось её молчание. Прежний муж вернулся — пылкий в делах и совершенно равнодушный к Варваре. Всегдашнюю его холодность, которую не смогла поколебать даже мнимая болезнь княжны, неописуемая страсть памятной ночи только подчёркивала. И осознание этого тоже пугало.

По прошествии времени, она и сама не была уверена, было ли то наваждение или явь. Воспоминания казались ясными, зримыми, таких не остаётся, когда увидишь что-то во сне. Не только разум, но и тело помнило прикосновения чужих рук, чужую ласку, чужие поцелуи, которые, впрочем, чужими она тогда не считала. Но и однозначно поверить в то, что всё случилось взаправду, она не могла. Никак не укладывалось это в её прежние представления. Так не бывает, и так было.

***
Перейти на страницу:

Все книги серии Мещерские волхвы

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза