— Справно работают, — пробасил Понятовский. — Уголовная полиция тоже не хуже, пане Вихура, сейчас вы отличнейше все провернули. Не к чему цепляться, непременно отметим, если будет во всем. Но, но, но… Скверно, панове. Очень плохо.
Перехватив взгляд Кошевого и прочитав в нем непонимание, комиссар объяснил:
— Если тайная полиция поставила там глаза и готовит свою операцию, Игнат Ярцев окажется в их департаменте. Вместе с остальными. Убийство раскрыла криминальная полиция. Но славу получит королевско-имперская жандармерия.
— Разве ради славы…
— Справедливость! — опять пророкотал Понятовский. — Мы все работаем на благо одного государства и подданные нашего государя императора! И если бы тайная полиция нашла Ярцева первой — как убийцу, не как агента чужой разведки, который перевозит деньги для финансирования агентуры от российского же министерства внутренних дел и финансов! Но там, где мы могли бы сыграть первую скрипку, даст Бог, позволят спеть вторым голосом. Для дирекции криминальной полиции, которую я имею честь возглавлять, то есть, по моему глубокому убеждению, страшный позор, панове. Вот почему, пане Кошевой, — его тело развернулся к Климу, — я допустил вас сюда. Хотя для наших дел вы такой же подданный русского царя, как Игнатий Ярцев и его товарищ, как его…
— Князев, Юрий, — напомнил комиссар.
— Вот так, они оба. И вы, чужие подданные, к здешним делам никакого отношения не имеете. Но, панове, — Понятовский выдержал небольшую паузу, — мы с вами не жандармы, а сыщики. С российскими террористическими группами дела никогда не имели. Вы же, пане Кошевой, наверняка должны знать, с чем их едят. Вдруг подбросите мыслишку, как лучше для нас получить хотя бы самого Ярцева в руки, опередив тайную полицию.
— Ага, я у вас, получается, такой себе советчик, — хмыкнул Клим.
Его совсем не привлекало сейчас признавать, что не так давно он сам был связан с революционерами. Правда, не такими — но разве кто-то готов увидеть разницу…
— Можете себя считать таковым сейчас, — разрешил Понятовский.
— Ладно. Тогда вы сами уже все придумали, — ответил Кошевой.
— То есть?
— Получить Ярцева в руки. Просто и гениально. Панове, — Клим обвел взглядом всех троих, —
Теперь переглянулись полицейские.
— Вы хотите сказать, пане Кошевой, — это я такое придумал? — прогудел осторожно Понятовский.
— Разве я могу тут что-то придумать? — Клим выглядел, словно сама скромность.
— Ладно. Как его выманить?
— Нужен кто-то, кто хорошо знает русский язык. Говорит без акцента, иначе не поверит. Как вы думаете, панове, где так быстро можно найти нужного человека?
Спросил, лукавства не тая.
Кровь остыла за два с лишним часа. Когда уже стучал в дверь, за которой прятался боевик.
По сей день Кошевого ни разу не привлекали к полицейским операциям. Тем более, он предположить не мог, что сам, по доброй воле, пойдет на такое. Даже будет настаивать. После «Косого капонира» Клим возвел между собой и жандармами невидимую, но непробиваемую стену. Это отношение распространялось и на криминальную полицию, в целом же — на всех, кто преданно служил государству.
Что-то поменялось этой ночью.
В тот момент, когда, вместо забраться подальше от изуродованного трупа, незаметно вернуться обратно в квартиру и дальше отбывать домашний арест, Клим вдруг решил остаться на месте преступления, ожидая появления полицейских.
Впоследствии, уже обсуждая детали наскоро рожденного плана захвата Ярцева, нащупал пусть не исчерпывающий ответ, но хотя бы объяснение.
Влипая в неприятность за неприятностью уже с первых часов своего приезда во Львов, невольно попадая в поле зрения полиции, он всегда в итоге брал верх. Сначала — когда чуть ли не на пальцах убедил следователя, что Сойка не накладывал на себя рук. Потом — совершенно неожиданно сделав за агентов их работу и поймав батяра, пусть не прямо, но — определенным образом таки причастного к убийству. Наконец, судьба оставила ему лист с перебитыми буквами написанной паном Геником расписки, которая делала не только бесполезными, но и смешными все полицейские усилия в раскрытии преступления.
Возможность, а главное — намерение в очередной раз умыть полицейский департамент взяли верх над неистовым желанием завершить это приключение персонально для себя, выбросив из памяти и начав искать способы обустройства на новом месте. Ведя себя так, понимая, что директор с комиссаром, следователь, а также рядовые сыщики слушают его, потому что должны, Клим чувствовал себя победителем в этом неожиданном поединке.