Адвокат с Лычаковской

Ждал, может, десять минут. Может, двадцать. Ощущение времени утратил полностью.

Но дождался.

Снизу свистнули.

Сперва тихонько, потом — громче, а тогда вообще мяукнули котом. Это так Шацкий производит, мелькнуло у Клима. Вроде не похож на любителя подобных забав. Особенно мяуканье почему-то порадовало. Приспичило подыграть, гавкнуть в ответ, хотя понимал, насколько непохоже получится. И вдруг сигналы прекратились, зато во дворе зашевелились какие-то тени.

Что происходит — Кошевой не разобрал. То есть наверняка разглядел бы, если бы имел на это больше времени.

Не дали.

Уловил едва слышимое кряхтение, дальше — легонький стук, тогда — будто кто-то шкрябнул о стену. И на край подоконника враз легли, вынырнув из ночи, чьи-то крепкие руки. Вцепились крепко, снизу подтолкнули — и вот уже кто-то незнакомый и ловкий, подтянувшись, подал тело вперед, с ловкостью циркового акробата перебросил длинные ноги внутрь. Клим попятился, пропуская ночного гостя. Разглядеть его не успел, тот вместо приветствия коротко велел, чуть шепелявя:

— Тихо. Свет уберите.

Светило в кабинете. Сходив туда и крутнув выключатель, Кошевой вернулся обратно, на ходу одернув пиджачные полы. Собрался заговорить с гостем — не успел. Тот жестом посоветовал молчать, следующим — показал на оконный проем.

— Прошу пана выходить.

— Прыгать?

— Выходить. Внизу друг. Я за вами. Тихо, иначе беда.

Клим и без него понимал, что шуметь не желательно. Беспокоило другое: как вылезти, ничего себе не повредив, когда высота между этажами не меньше чем полтора человеческих роста. Но гость не собирался давать время на размышления, потому что, видно, имел относительно него серьезные намерения. Молча потеснил к раскрытому окну, и Кошевому ничего не оставалось, как сесть на подоконник и спустить ноги наружу. Если ему тут решили подготовить побег, без его личного на то согласия, все это скорее напоминало похищение. Хотя прямой грубой силы не применяли, но Клим не имел никаких сомнений: стоит ослушаться или проявить неподобающую ловкость, и его просто выкинут во двор.

Перекрестился.

Перевернулся. Лег на живот, подвинул тело ниже, ниже, еще ниже.

Подошвы нашли какую-то опору, не слишком широкую, но вполне пригодную, чтобы переступить с ноги на ногу и безопасно разжать пальцы, выпуская край подоконника. Далее Кошевой в одном сплошном движении присел, держась руками за стену, распрямил левую ногу, вытянул, как мог далеко, нашел равновесие, оттолкнулся. Скользнул, следующей точкой опоры была уже твердая земля. Климу удалось не пошатнуться, даже не наделать шума. Ловкости ночного гостя не хватало, но своя тоже осталась, гимназическое отрочество все же было насыщено разными приключениями, не про все из которых таки должны знать родители будущего адвоката.

Перевел дыхание, почувствовав себя чуть ли не Эдмоном Дантесом в первые минуты после побега из замка Иф. Тут же слева темнота отозвалась тихим голосом Йозефа Шацкого:

— Все хорошо, пане Кошевой? Ничего не бойтесь, тут ваши друзья.

Сверху скользнул незнакомец. Теперь Клим наконец разглядел большую широкую доску, приставленную к стене и слегка наклоненную. Если привычный к подобным фокусам человек встанет на нее, руками можно достичь окна второго этажа. Крепко взяться, подтянуться — и уже внутри.

Примерно таким путем воры и убийцы и проникли в помещение.

Незнакомец, который пришел за ним, знает и умеет это делать. Еще и Шацкий с ним непонятным боком.

— Какого черта тут происходит? — так же шепотом, но пытаясь говорить строго, спросил Клим.

— Вас приглашают на разговор, пане Кошевой, — пояснил Йозеф. — Нас видели вместе. Разве вы забыли, что Шацкого знает половина Львова, а другую Шацкий знает сам? Меня попросили передать вам записку и предупредить о нашей ночной прогулке. Мое появление тут ни у кого не вызовет никакого подозрения. Потому что Шацкий — чуть ли не единственный человек во всем королевском городе, который ни у кого никогда не вызывает подозрений.

— А оставаясь в квартире, мы не могли поговорить?

— Нет, — вступил в разговор шепелявый незнакомец. — Тот, кто имеет к вам важное дело и разговор, не может зайти иначе, чем как через дверь. Ждать, пока с вас снимут арест, невозможно. Действовать надо немедленно. Завтра уже поздно.

— Действовать? — Кошевой начал закипать. — Слушайте, я не очень люблю, когда меня используют без моего согласия. Пусть посредником и выступил достойный пан Шацкий. Куда мы идем? Кто вы такой? И кто меня разыскивает? Вот три вопроса, на которые я хочу услышать ответ немедленно. Без этого шага не сделаю. Это еще молчу о главном — предмет разговора.

— Сделаете.

Шепелявый подступил совсем близко. Так, словно собирался обнять Клима.

Мгновение — в бок уперлось что-то острое. Даже, кажется, прокололо пиджак. Тихо ойкнул Шацкий.

— Мы не душегубы, пане Кошевой, — спокойно сказал незнакомец. — За жизнь свою не бойтесь. Просто у меня нет другого способа, других слов и, простите, желания объяснять, почему вы должны идти со мной.

— А…

— А вопрос придержите для того, кто вам на них ответит. Пане Шацкий, я вам очень благодарен. И не задерживаю.