Адвокат с Лычаковской

— Меня называют Густав Силезский, — назвался человек. — Про вас я прочитал не в сегодняшней утренней газете. Навел справки, как только вы поймали моего недоумка-племянника, а ему дали квач[39] через бесов клингер[40]. — Увидев полное непонимание в глазах Клима, сказал иначе: — Арестовали, потому что нашли при нем часы.

— Кого?

— Новотный, Зенек, — повторил Силезский терпеливо. — Мой племянник. Сегодня днем мне разрешили посетить его в тюрьме. Пока его не перевели в Бригидки[41], а держат в коцяби, в следственной тюрьме, где бывший городской арсенал. Поэтому устроить нашу встречу мне удалось. Не надо вам знать, пане Кошевой, кто я и чем занимаюсь. Достаточно знать: на определенные круги во Львове имею большое влияние. При других обстоятельствах найти меня так, запросто, вы бы не смогли. Даже если бы очень хотели и от этого зависело, без преувеличения, ваша жизнь.

— Я должен гордиться от такой чести?

— Вы зря иронизируете.

— Никакой иронии. Наоборот, хочу разобраться в здешних обычаях. Вдруг мне действительно понадобится ваша помощь, господин Силезский.

— Если она вам когда-нибудь понадобится — не позавидую.

— О! Чего это так?

— Потому что люди, и не только подобные вам, ищут меня в случаях, когда дела хуже, чем просто плохие. Но вам уже повезло. Думаю, в случае чего решите свои трудности коротким путем.

— То есть?

— Ну, меня ни разу не подвозила домой в своем экипаже пани Магда. С ее покойным мужем мы несколько раз неформально говорили на разные важные темы. Хотя, признаюсь, покойный директор Богданович очень хотел видеть меня в Бригидках, и то надолго. Пани же Магда имеет значительное влияние там, где я его только осторожно ищу. У нее больше возможностей, пане Кошевой. Но и она не в состоянии вытащить моего племянника из коцяби.

— Я так понимаю, пане Силезский, вы хотите поговорить про батяра, который обокрал меня, а раньше — адвоката Евгения Сойку.

Рядом вырос Цезарь, разговор прервался. Кельнер поставил возле каждого маленький четырехгранный стеклянный бокальчик. Затем в центре стола, точно между мужчинами, вытянулась бутылка из зеленого стекла. Рядом встала большая тарелка с жареными колбасками, которые до сих пор шкварчали, и квашеной капустой.

— Угощайтесь, пане Кошевой. Вы вряд ли ужинали в четырех стенах, — пригласил Силезский.

— Угощайтесь, — пожелал кельнер и покинул общество.

— Колбаски тут самые лучшие, — кивнул Тима, подцепил одну вилкой, положил себе на тарелку и щедро намазал горчицей.

— Забыл? — подавив гнев, Густав картинно насупил брови.

Хлопнув себя по лбу, Тима подхватил зеленую бутылку. Водка в ней была белая. Наливая, причмокивал губами, пригласил выпить, а когда мужчины выпили, выдохнул:

— Ой, отличная же "бачеровка"!

— Ежи Тима, моя правая рука, — пусть запоздало, но все же отрекомендовал Густав коллегу. — Хотите — считайте секретарем.

— Как для секретаря, пан Тима очень ловко лазит в окна. — Клим глотнул пива. — И хорошо знает здешние потайные места.

— Он вырос на улице, — пояснил Силезский. — А с улицы забрал его я. Будь иначе, Тима один раз подрезали бы где-то в таком вот потайном месте, потому что был еще тот андрусь[42]. Не разбирал, чье. Видел — тырил. Ладно, не нравится секретарь — пусть будет человек, выполняющий особые поручения.

— Вывести меня через окно и тайно привезти сюда, «Под вошь», — особое поручение? Вы льстите мне, пане Силезский. — Кошевой откусил кусок колбаски просто с вилки, хотя рядом лежал нож, прожевал, проглотил, добавил: — Я расту в собственных глазах. Меньше недели во Львове, а уже стал для многих очень важной персоной.

Густав взял бокал, глянул сквозь него на огонек свечи. Подержав так, отпил, поставил, сложил руки перед собой на столе.

— Познакомились. Хватит судачить, пане Кошевой. Но поверьте, вам тут никто и ничего не угрожает. Больше того. Зенек, который, кроме того, что батяр и украл у вас деньги, ничем не провинился. Если вы поможете мне вытащить его из-за решетки, можете в дальнейшем смело рассчитывать на мою благосклонность.

— Соглашайтесь, пане Кошевой, — вставил Ежи Тима. — Это дорогого стоит.

Клим почувствовал во рту сигарный привкус.

Захотелось курить.

Почему-то не имел никакого сомнения: стоит попросить — и сигару раздобудут, причем наилучшего сорта, не дешевую.

Боковым зрением зацепил — одна из проституток медленно встала, одернула юбку и неспешно двинулась через весь зал прямо в их сторону. Ей что-то выкрикнул один из пузанов у стойки. Но девица бровью туда не повела, двигаясь к четко определенной цели. На ходу баловалась сигаретой, крутя ее между пальцами левой руки.

Еще и левша, мелькнуло у Клима.

Далее не торопясь с ответом, отпил еще пива. Приподнял вертикально вилку с надкушенной колбаской, подержал. Подчеркнуто аккуратно положил ее на тарелку, которую плавно отодвинул от себя, и, тоже примостив руки на столе, наклонился к Густаву.

— Я сейчас не в том положении, пане Силезский, чтобы отталкивать чью-нибудь протянутую руку.