— На самом деле эти панове с верхушкой в Русской Раде в последние годы заметно затихли, — сказал Моравский. — Деятельность не свернули. Дальше говорят про то, что русские, украинцы и галицкие русины — один единый братский народ. Разницы между ними нет, и объединит их всех
— Почему?
— Дозвольте, панове, я объясню, потому что сам часто пишу об этом.
Сейчас инициативу перехватил Попеляк. Никто не возражал, и дальше повел уже он:
— Вы уже слышали, пане Кошевой, что москвофилы говорят про российские моря и польские лужи. Если всех, кто разделяет эти идеи, определять, как они хотят,
Попеляк выдержал театральную паузу, потому продолжил:
— Пане Кошевой! Тут для вменяемых граждан уже давно не секрет, что москвофилы хотят войны с Россией! Чтобы немедленно сдаться в плен, вынеся освободителям ключи от Львова и всей Галичины! Вот почему мы говорим об агентах, вспоминая пана Сойку, пусть бы покоился себе с миром.
Сказав так, редактор опорожнил свой бокал, положил в рот бутерброд. Потом поднялся, расстегнул пиджак, заложил пальцы за края жилетки и начал разгуливать, из-за нехватки места прохаживаясь вокруг стола. Остальные молчали. Кошевой потер пальцем переносицу, пожевал губами, собираясь с мыслями.
— Давайте, я подытожу, — молвил осторожно, будто ступал по болоту, боясь встать на трясину. — Евгений Сойка как адвокат оказывал услуги местным гражданам, которые причисляют себя к так называемых москвофилам. Отношение к ним, мягко говоря, не очень хорошо. Их терпят, но не любят. Вы правы: в Киеве, Полтаве или Харькове тех, кто создает национальные движения, в частности — русинские, власть не воспринимает. За это преследуют, штрафуют, арестовывают и осуждают. Тут не так, и, вероятно, это хорошо. Почему же тогда Сойка — российский агент?
Моравский щелкнул пальцами.
— Простите, никто прямо не назвал его агентом. Однако у меня достаточно связей, чтобы знать: политическая полиция с некоторых пор положила на пана Геника глаз. На то были все основания.
— Например? Я для чего спрашиваю, — тут же пояснил Клим, — вы намекнули, что через близкое когда-то знакомство с Сойкой могли приписать шпионаж и мне. Очень бы не хотелось. Должен знать, с чем могу иметь дело.
— Все верно, — кивнул советник, поправив очки. — Пан Геник защищал в судах не только лиц, так или иначе связанных с москвофилами. Однако, и вы наверняка это знаете, вообще был довольно ловким адвокатом. Добивался оправдательного приговора для таких подсудимых, которых, казалось, невозможно было уберечь от справедливого наказания. Захотите — вам пан Вишневский как-нибудь расскажет.
— Бог с ним, — буркнул Адам. — Не во мне дело.
— Конечно, не в вас, — легко согласился Моравский. — Речь идет в целом о невероятной верткости пана Геника. Известного, без преувеличения, в городе и даже за его пределами. И эта его способность браться за любое сомнительное дело и получать для своего клиента оправдание или хотя бы существенное уменьшение наказания привлекла к нему москвофилов. Потому что именно за ними стояли бомбисты и прочие нигилисты, которых полиция ловила, суды судили, а Сойка виртуозно и успешно защищал. Вся эта сволочь бежала сюда, спасаясь от преследований царского режима. Особенно это стало заметно года два назад, когда в России разразилась революция. Показательно, что австрийская власть предпочитает поддерживать их или пытается в основном не замечать. Ведь считается, что бомбисты — революционеры, чья активная деятельность ослабляет российскую власть. Значит, их надо как-то приютить. Но, пане Кошевой, русская агентура тоже это понимает! Поэтому под видом борцов с царизмом сюда, в Галицию, переправляются тайные агенты. Вы же писали и об этом, пане Попеляк?