Адвокат с Лычаковской

— Именно так! — вступил Попеляк, подавшись вперед. — Во Львове стреляют! Сегодня неделя, как огласили приговор Сичинскому, приговорили к смертной казни. Адвокат подал апелляцию, и что-то мне подсказывает: вывернуться им удастся. Между прочим, защищал убийцу, по некоторым данным, ваш коллега, Сойка…

— Стоп! — Кошевой прервал его, как бы невежливо это ни выглядело. — Подождите. О ком мы говорим? Я действительно не знаю, что происходит тут. И к каким таким сомнительным делам оказался причастным убитый Сойка. Расскажите, может, лучше буду понимать. Вот кто он такой, этот Сичинский?

— Верно, панове, — слова Магды прозвучали, как замечание. — Мы пригласили нашего гостя на разговор, чтобы он понимал, что происходит, от чего следует держаться подальше и как следует себя вести. Поэтому, пожалуйста, начните с самого начала, пане Попеляк.

— Вас никто не запугивает, — поспешно вмешался Вишневский. — Слово чести, только прошу пана не обижаться, сама по себе ваша персона не столь интересна для каждого из нас. Лишь добрая воля пани Магды, которой вы после короткой встречи в полиции стали чем-то симпатичны, свела нас всех тут вместе. Чтобы, если выйдет, уберечь от большей беды, чем вы уже имеете.

— Вы сейчас о чем?

— Вы в чужом городе. Единственный человек, которого вы тут знали, убит при загадочных обстоятельствах. Он имел не лучшую репутацию, потому что защищал бомбистов, террористов и грабителей, которые выдают свои преступления за борьбу за идеи равенства и братства и действуют во имя объединения русского народа. Пан Геник последние годы обслуживал как юрист преимущественно так называемых москвофилов. Именно их нынешнее представительство в Галицком сейме лично я, неравнодушный к политике человек, считаю достаточно критичным.

— Не только вы, — отметил со своего места Моравский. — Пане Кошевой, лично я ничего о вас не знаю. Но, поверьте мне, достаточно хорошо ориентируюсь в ситуации, которая сложилась там, у вас, в российской провинции. Киевская губерния, не сердитесь, такая же провинция во владениях царя Николая Второго, как наше Королевство Галиция и Лодомерия — восточная окраина владений императора Франца-Иосифа. Австрийская власть, то есть Вена, давно стремится, чтобы национальные беспорядки, которые имеют место тут, переместились ближе к Киеву. Пусть русины[34] колотятся лучше под носом у царя Николая. Я прекрасно знаю взгляды этой общины. Киев, как пишут, должен стать центром притяжения украинского национального движения. Напоминаю, это цитата, пане Кошевой. Поэтому лучше бы боролись за свои права где-нибудь, в том же Киеве. Это уже не цитата, исключительно мое мнение. Чтобы вы знали, — советник подался вперед, понизил голос, словно раскрывая страшную тайну, — это самое политическое движение на вашей Великой Украине поддерживают финансово различные организации отсюда.

— Какие?

— Австрийские. И даже польские. Не сильно афишируя это, конечно. Кажется, правительство пана Столыпина не так давно начало закручивать гайки различным национальным движениям и объединениям, и украинским перепадает немало, верно?

Не желая вступать в объяснения, тем более что тем самым мог невольно выдать нежелательные в этой компании собственные тайны, Клим ограничился кивком. И все же не сдержался:

— Извините, панове, дальше не понимаю, о чем идет речь. Вы, еще раз простите, перепрыгиваете с пятого на десятое.

— Так, панове, — снова вставила Магда. — Вы еще больше путаете нашего гостя. Пане Моравский, в Ратуше на заседаниях вы выступаете значительно лучше.

— Я хочу сказать, пане Кошевой, что российская власть явно, но чаще — негласно, поддерживает тут, во Львове, и в целом на значительной территории Галичины очень схожие процессы. Австрийской власти, Галицкому сейму и раде города Львова выгодно, чтобы активность русинской сознательной общины распространялась на ваших землях. Власть же российская будоражит тут тотальное московство. Знаете их лозунг — не новый, однако актуальный? Лучше утонуть в российском море, чем в польской луже!

— Даже так? И эти идеи свободно высказываются?

— Свободная страна! — картинно развел руками Моравский. — У них есть свои газеты, клубы, партии. Они объединяются вокруг православной церкви, и запретить это нельзя. Пана Сойку не хоронили на православном кладбище, потому что он перекрестился в римско-католика. Говорят, вскоре после того, как перебрался сюда. Однако, хочу вам сказать, для него и таких, как он, церковь имела в жизни наименьшее значение. Похоже, он просто собирался ассимилироваться тут, во Львове, так глубоко, как сам сможет. Тем более что принадлежность к иному, нежели его друзья-москвофилы[35], приходу формально указывало на дистанцию, которая была меж паном Геником и сторонниками русского царя-освободителя.

— И подчеркивала независимость и неангажированность самого адвоката, — добавил Вишневский. — Мол, он не имеет отношения к партиям и движениям, замешанным на русском православии.