— Говорю так потому, пане Кошевой, чтобы вы сделали все ж таки верные выводы. Человек такого статуса, который имеет Вишневский, никогда не опустится до того, чтобы указывать, как вы говорите, место. Конечно, бывали случаи, когда пан инженер ставил на место отдельных особ, которые не совсем верно вели себя — в его обществе, в обществе дам или при других обстоятельствах, где стоит сдерживаться. Однако сейчас он взял на себя неблагодарный труд: пригласил вас и подытожил разрозненные мнения коллег.
— Значит, именно так следует расценивать его предупреждение держаться подальше от всего, что касается убийства Сойки? Пани Магда, вы везете меня на Лычаковскую улицу — не просто к дому, где он жил, а даже в его квартиру. Я там поселился, вы наверняка это знаете. Поэтому я никак не могу держаться подальше.
Она снова повела веером.
— Пане Кошевой, вы все равно неправильно поняли суть разговора. Но это не важно. Важно, что вы узнали про вашего давнего товарища то, что, надеюсь, удержит от ненужных вам знакомств и дел. Жить в квартире, которая освободилась, пусть таким трагическим способом, мог бы кто угодно. Домовладелец, думаю, только рад, при других обстоятельствах пришлось бы терпеть убытки, скоро туда вряд ли вселился бы кто-то приличный и достойный.
— Благодарю пани за высокую оценку.
— Не паясничайте. Знаю, это такая защитная реакция. Защищаться если и требуется, то не от меня. Наоборот, я очень вам благодарна за то, как вы умыли Ольшанского. Ведь он, как уже говорилось,
— То есть для вас лично было важно, чтобы следователь не спустил убийство Евгения Сойки на тормозах?
— Именно так, пане Кошевой.
— Почему? Он был дорог вам?
— Смеетесь? Напротив, вы же слышали, какого мнения о нем, его обществе и деятельности солидные и шановные панове. Начав розыск, полиция будет строить различные версии. Одну вы слышали краем уха — подозрительные связи с группами, ориентированными на
— Вы мыслите, как полицейский, пани Магда.
— Это мой покойный муж мыслил, как полицейский. Любил думать вслух. С какого момента начал не только рассуждать в моем присутствии, ища поддержки, но и советоваться. Видите, все просто. Никакой сенсации, никакой конспирологии. Так что вы, пане Кошевой, легкий на руку.
— Даже так?
— С вашей подачи дела сдвинулись в нужном направлении. За что я лично вам очень благодарна. Есть на то свои причины. Позвольте не называть их. И, — она чуть подалась вперед, — кажется, мы приехали. Ваша Лычаковская.
Выходя из коляски, Кошевой едва не уронил свой пакет.
Глава десятая
Первые Большие львовские уличные гонки
Идею найти хотя бы одного из своих обидчиков даже сам Клим оценивал скептически, не видя никакого шанса на успех.
Оправдывало его в собственных глазах лишь то, что никаких других планов на ближайшее время он не строил. Да и в отдаленной перспективе Кошевому тут, во Львове, вряд ли удалось бы поймать птицу удачи. Можно и не ловить, только бы увидеть, ухватить за хвост, выдрать несколько перьев — вот готовый талисман на счастье.
Но сидеть и совсем ничего не делать Клим не собирался.
Попробовал, не понравилось.
А воспылал жаждой мести с первого же дня. Не сразу, но все равно к этому пришел.
…Только заселился в помещение, освобожденное Сойкой при печальных обстоятельствах, Клим неожиданно для себя выспался. Хотя думал — не сможет уснуть нормально. Гнал от себя детские мысли про такой сам дух невинно убиенного, который вернется в дом и будет давать о себе знать целую ночь.
Вероятно, размышлял Кошевой от нечего делать, чтобы чем-то занять утомленный мозг, ему лично дух Евгения Павловича ничем не угрожает. При жизни они не враждовали, и, наоборот, покойный адвокат еще и будет оберегать с того света младшего ученика и товарища. Даже, как в страшных и одновременно романтических историях, которыми так зачитывался Клим, призрак, если повезет, раскроет тайну своей смерти. Просто тебе отец принца Гамлета…
Шутки шутками, но такие рассуждения странным образом умиротворили Кошевого. Вытащив из колодца памяти все свои воспоминания про когда-то читанное, он логическим, рациональным путем сделал тот вывод, который возможен только при таких вот ирреальных обстоятельствах. Кто, как не Клим, убедил полицейского следователя в том, что Сойка — не самоубийца? Потому что так бы похоронили его, как грешника, за кладбищенской оградой, и маялась бы между мирами неприкаянная, надлежащим образом не отпетая душа. Значит, похоронили его по христианской традиции. Душа отдыхает, поэтому нет причин тревожить ныне живущих — даже если живут они в квартире лютой смертью умершего, среди его вещей.