— Есть резон, — кивнул тот. — С другой стороны, сказанное сейчас вами — не что иное, как типичный образец демагогии. Адвокаты владеют искусством морочить голову профессионально. Называть черное белым — это же ваш конек.
—
— Панов адвокатов. Всех вас.
— В таком случае извините, но конек полицейских следователей и прокуроров — называть белое черным. Мы отбеливаем людей, вы пытаетесь очернить. Как вот меня, скажем.
— Почему это я хочу вас очернить?
— Подозреваете бог знает в чем только через знакомство с жертвой, которая нажила себе, как я успел понять, не слишком хорошую репутацию. Между тем, мое появление совсем не подозрительно. Если пан Сойка не уничтожил мои письма к нему, можете найти их среди бумаг покойного. И прочитать, как я интересуюсь возможностью приехать во Львов, прошу поддержать на первое время. Почему я уехал из Киева — разговор отдельный. И не касается того, что произошло.
— Вы мыслите логично, пане Кошевой, — снова согласился следователь. — Однако я так же объяснил причину вашего задержания. Конечно же, вас никто не подозревает в причастности к тому, что пан Геник наложил на себя руки.
— Самоубийство?
— Предварительный вывод таков.
Ольшанский вернулся за стол, что позволило Климу снова сесть, устраиваясь поудобнее. Следователь пододвинул к себе большую картонную папку, развернул, поправил очки, вытащил из-под низу исписанный лист, откашлялся.
— Так, признаков насилия на теле нет. Выстрел в висок, с близкого расстояния. Перед тем употреблял алкоголь, на столе графин с наливкой. Видимо, принял решение, выпил для храбрости. Учитывая сомнительные связи и интерес к его персоне соответствующих органов, свести счеты с жизнью пан Сойка считал лучшим для себя выходом. Теперь остается узнать, что побудило его пустить пулю в голову. Дело закроют и передадут в политический розыск. Мне кажется, выяснение причин этого поступка — это уже их приход.
Веко дернулось сильнее.
— Вполне может быть, — согласился Кошевой. — Я человек тут новый, только утром приехал в город, раньше никогда тут не бывал. Вы наверняка больше знаете. Да и следы могут далеко увести. Только же это не самоубийство.
Дужка очков снова съехала с переносицы следователя. Следующий вопрос прозвучал очень наивно:
— А что случилось, по-вашему?
— Не по-моему. Это не предположение, пане Ольшанский. Убийство, типичное убийство в запертой комнате. Как в книгах, такое часто придумывают.
— Сейчас вы тоже придумываете, начитавшись книг?
— Ничего не придумываю. Адвоката Евгения Сойку убили. И вам придется расследовать убийство.
— Вот как! — послышалось вдруг позади него.
Прозвучало внезапно, Клим аж дернулся от неожиданности, словно кто над ухом выстрелил.
А голос за спиной продолжал:
— Убийство, говорите? С чего вы это взяли, интересно послушать.
Женщина прошла сквозь стену.
Так показалось Кошевому в первый миг, когда он повернулся на голос и увидел ее не за спиной, а с левой стороны от себя. Было еще одно обстоятельство: скрипучая дверь кабинета. Противный звук резанул Климу уши. Мелькнуло — почему не позвать мастера, чтобы смазал. Поэтому он бы наверняка услышал, если бы кто-то открывал их, входя. Но нет, женщина появилась, как будто родилась из воздуха.
Конечно, это невозможно. Так же, как проход сквозь стену, она не дух или призрак, вполне реальное существо. Из плоти, крови, еще и в невидимом, зато хорошо ощутимом облачке чрезвычайно тонкого, изысканного аромата. Незнакомка имела прекрасный вкус, и это определялось не только запахами.
Наряжена она была безупречно.
Причем Клим, не считая себя большим знатоком моды, таки обратил внимание: дама сама давала указания своему портному. Стремясь одновременно придерживаться последних модных течений и оставить за собой право на индивидуальные удобства. Модерн, который в последнее время ценили дамы, кое — где — в почтенном возрасте, требовал подчеркивать тонкость талии. Платье было черным, но не резало глаза, не делало ее обладательницу мрачной или зловещей. Наоборот, даже черный цвет может давать мягкий бархатный оттенок. А серый широкий пояс, словно разделив туловище надвое точно посередине, лишь добавлял одежде стиля, удивительным образом подчеркивая противоречивую натуру незнакомки.
Верхняя часть завершалась вырезом, достаточно большим, чтобы подчеркнуть округлость белых плеч и не прятать уж очень грудь, — и при этом не слишком смелым, чтобы давать волю наглым и бесстыдным мужским глазам. Женщина оставила им безграничный простор для фантазии. Зато нижняя часть немного спорила с модой. Юбка, вопреки ее требованиям, была раскроена и пошита так, чтобы не сдерживать, а позволять пани свободно двигаться.
Присмотревшись, Клим заметил узор — тонкая лиана вилась от края платья вверх вокруг талии, прячась там под пояском и выныривая снова, чтобы целомудренно и в то же время — вызывающе обвить лиф.