Адепт не хуже прочих

— Всему своё время, — улыбнулся казначей и выложил передо мной какой-то документ. — Это отказ от рассрочки с вашей стороны и обязательство обеспечить вас работой непосредственно после выпуска с нашей. Ознакомьтесь и подпишите.

Текста на листке оказалось не так уж и много, я прочитал его трижды и, хоть никаких подвохов не заметил, всё же счёл нужным уточнить:

— Рассрочка предоставляется всем выпускникам?

— Нет, только лицам благородного происхождения.

Ага! Мне чужого не надо!

Я поставил крестик, спокойно выдержал возмущённый взгляд казначея и спросил:

— Что дальше?

— Дальше вам нужно будет научиться входить в состояние внутреннего равновесия и завершить формирование излива, — улыбнулся казначей. — Со вторым проблем не ожидается, а вот первому проще всего научиться в непосредственной близости от источника. Расценки до вас доводили?

Я кивнул и не могу сказать, будто в итоге мы расстались с казначеем всецело довольные друг другом, но и удара в спину от него в ближайшее время ждать не приходилось. Как сказал Первый, молодой петушок стоит куда дороже цыплёнка. Лишь бы пошла впрок учёба уже мне самому…

При заселении в бурсу пришлось подсуетиться. Вроде бы какая разница — с кем жить, только меньше всего мне хотелось оказаться в одной комнате с лавочником и парочкой его подпевал, так что пускать ситуацию на самотёк я не стал. И раз уж за обещанным вознаграждением подвалили босяки, указал им на ближайшую дверь:

— Айда заселяться.

Черноводский выговор так поразил парней, что они без лишних разговоров зашли в спальню, а вот я задержался в коридоре, обратив внимание на неуверенно вертевшего головой по сторонам юнца — русоволосого, худого и с тронутой белизной глазами. Вслед за ним топал другой адепт из нашего отряда — смуглый, темноволосый и курчавый.

Комнаты были рассчитаны на четверых, я ухватил худого парнишку за руку и затянул его к себе, а фургонщику бросил:

— Дальше проходи. Мест нет!

Босяки озадаченно уставились на нашего нового соседа.

— Знакомый твой, боярин?

— В одном отряде числимся, — сказал я и пояснил: — Там фургонщик топал, на дух их породу не переношу.

— Будто их кто-то любит! — хохотнул темноволосый и протянул руку. — Ёрш!

— Вьюн! — представился следом второй, а после напомнил: — Четвертак гони!

— Вы никак с Пристани? — предположил я.

Босяки удивлённо переглянулись.

— А ты сечёшь!

Я вручил им серебряную монету и Серым называться не стал.

— Я — Лучезар.

— Да знаем! — отмахнулся Вьюн, и все мы уставились на худого паренька, неуверенно теребившего ремень свисавшей с плеча сумки.

— Не боись! — улыбнулся ему Ёрш. — Сосед же — значит, свой!

Худой фыркнул.

— И ничего я не боюсь! Думаю, какую кровать занять. А зовут Дарьяном.

Но перевести разговор на выбор коек у него не вышло.

— Ты кто по жизни-то? — с интересом уставился на паренька Ёрш.

Дарьян оказался из нас самым высоким и самым тощим, больше в его внешности ничего примечательного не было — шкелябра и шкелябра. Разве что нос из-за общей худобы слишком длинным казался, да цвет глаз говорил о несомненном сродстве с белым аспектом. У меня оно проявлялось далеко не столь явно.

— Из книжников, — нехотя ответил Дарьян.

— Не из лавочников — и то хлеб! — усмехнулся я и спросил у босяков: — Вы какую кровать займёте?

— Так разыграть надо! — предложил Вьюн. — Только во что?

— Да хоть во что! — Я показал парням пустую ладонь, тряхнул кистью и продемонстрировал пару пятиалтынных, погонял их меж пальцев, заставил исчезнуть сначала одну монету, затем и другую. — Выбирайте, пока возможность есть.

— Во ты шулер! — восхитился темноволосый Ёрш и указал на двуспальную кровать у двери. — Тогда эта наша!

Я кивнул и спросил у Дарьяна:

— Верхняя, нижняя?

Тот кинул сумку на нижнюю, я забросил мешок наверх.

Парочка учеников прикатила тележку с постельным бельём, а только мы заправили кровати, как всех позвали на построение. На выходе из комнаты я столкнулся с кудрявым абитуриентом, лицо которого невесть с чего показалось удивительно знакомым.

— Привет, Лучезар! — протянул тот руку.

Тут-то я и вспомнил огневика, которому Грай поручил поджарить меня в приюте, и надменно вскинул подбородок.

— Держись от меня подальше! — произнёс с намертво заученными интонациями Лучезара, хоть на деле с превеликой охотой ухватил бы адепта за грудки и колотил головой о стену до тех пор, пока у него мозги из ушей не полезут.

Кудрявый глянул недобро и процедил.

— Ну-ну…

Но его окликнули:

— Радим! — вот и утопал.

А ко мне подступил Дарьян.

— Ты чего это? — спросил он. — Будто другой человек говорил!

Я отмахнулся.

На построение нас вывели во внутренний двор. К словам чего-то там вещавшего Синеока я не прислушивался и всё больше вертел головой по сторонам. В отличие от прошлого сборища все абитуриенты оказались одеты в школьную форму. На ком-то она сидела как влитая, на ком-то смотрелась как на корове седло, но проявить своеволие не решились ни лавочник Златобор, ни дворянчик Буремир. И ещё — было почти тепло.

Давно зима началась, а даже пар изо рта не вырывается, разве что слегка ноги в сандалиях зябнут. Чудеса, да и только!