Ада, или Отрада

«Ада» представляет собой обширную и старомодную семейную хронику, длиною около 600 страниц. Детский роман между близкими родственниками Ваном Вином и Адой Вин в нетронутом уголке Новой Англии перерастает в пожизненную страсть с трагическими разлуками, безрассудными свиданиями и упоительным финалом на десятой декаде их космополитического существования.

Благородное и богатое семейство Винов – это ирландская фамилия – включает престранных родителей и трогательно прелестную сводную сестру Люсетту Вин. В их жилах течет ирландская и русская кровь – обычное дело в мире романа, в котором какая-то случайность в пространстве-времени позволила остаткам России счастливо раскинуться по большей части Канады под нашим звездно-полосатым флагом, оставив Европу «Юнион Джеку»[8], а Татарию – ее мрачным тайнам за позлащенным занавесом.

Решающая Четвертая часть «Ады» целиком посвящена исследованию – ученому исследованию – текстуры времени, преимущественно посредством метафор[9]. Двое главных героев умирают. Точнее, они замирают или затихают – во введенной в саму книгу рекламной аннотации – с эффектом perdendosi, музыкальный термин, значение которого – затеряться, сойти на нет[10].

2

«Семейная хроника» – главный труд знаменитого психиатра и философа Вана (Ивана) Вина (1870–1968?), написанный им в конце его долгой жизни при участии его сестры и любовницы Ады (Аделаиды) Вин (1872–1968?) – ботаника, энтомолога и несостоявшейся актрисы. Несмотря на соблюдение требований жанра, воспроизведение семейной корреспонденции, восстановление хронологии событий, сообщение значимых дат и приложенное к книге генеалогическое древо, сочинение Вана имеет немного общего с традиционной семейной сагой XIX века, этой беллетризованной отраслью родовых записок и фамильных преданий, приправленных публицистикой и бытовыми зарисовками, – к примеру, с «Семейной хроникой» (1856) С. Т. Аксакова, «Семейной хроникой князей Протозановых» (1874) Н. С. Лескова или «Будденброками. Историей гибели одного семейства» (1901) Т. Манна. Его книга, предстающая грандиозной метафорой сотворения мира и нового историко-культурного «открытия Америки», каверзным зерцалом западной цивилизации, оказывается невиданной смесью изысканнейшей художественной прозы, писем, дневниковых записей и ученых отступлений и в целом представляет собой сводку результатов ментального эксперимента над природой времени и возможностями человеческой памяти. При этом автора скорее забавляет, чем удручает то обстоятельство, что необходимость прослеживать тончайшие связи между удаленными во времени и пространстве событиями, обилие темных мест, умолчания, естественнонаучные экскурсы и противоестественные страсти, специальные термины, неологизмы, замысловатые дву- или трехъязычные каламбуры, неаппетитные детали, неожиданные переходы от прошлого к настоящему, от первого лица к третьему, вторжения в повествование его сестры, ставящей под сомнение достоверность некоторых сведений, отвратят от его запутанной книги всех тех читателей, которых она могла бы привлечь пикантными подробностями, живописными сценами роскошного усадебного быта и захватывающими перипетиями в судьбах любвеобильных представителей блестящего общества.