Новый адвокат Вана, господин Громвель, чье красивое растительное имя каким-то образом отвечало его невинным глазам и мягкой светлой бороде, приходился племянником выдающемуся Громбчевскому, который последние три десятка лет с примерным тщанием и осмотрительностью вел некоторые дела Демона. Громвель пестовал личное состояние Вана не менее трепетно, но в тонкостях книгоиздания он разбирался слабо, а Ван и вовсе ничего не смыслил в этом, не зная, к примеру, что следует рассылать редакторам различных периодических изданий «экземпляры для отзыва» или что за анонсы и рекламные объявления нужно платить и что не стоит ожидать их самозарождения и созревания до размеров целой полосы среди других броских аннотаций, расхваливающих «Одержимых» мисс Лав и «Толкача» мистера Дюка.
За кругленькую сумму Гвен, одной из служащих г-на Громвеля, поручили не только развлекать нашего автора, но и пристраивать в манхэттенские книжные магазины половину напечатанных экземпляров, в то время как ее прежнего английского любовника подрядили разместить остальное в книжных магазинах Лондона. Мысль о том, что человек, настолько любезный, что согласен заниматься продажей его книг, не может оставить себе те приблизительно десять долларов, которые были потрачены на изготовление каждого экземпляра, казалась Вану несправедливой и нелогичной. И потому, изучив присланный ему помощниками в феврале 1892 года отчет, из которого следовало, что за двенадцать месяцев было продано всего шесть экземпляров, два в Англии и четыре в Америке, он испытал чувство вины за все те тяготы, которые, бесспорно, пришлось вынести низкооплачиваемым, утомленным, голоруким, черноволосым и бледнокожим продавщицам, пытавшимся прельстить суровых уранистов его произведением («А вот довольно оригинальный роман о девушке по имени Терра»). Говоря статистически, никаких рецензий ожидать не приходилось, учитывая своеобычность обстоятельств, при которых обрабатывалась корреспонденция бедняжки Терры. Как ни странно, появилось целых две. Сначала Первый Клоун «Эльсинора», известного лондонского еженедельника, прошелся по «Письмам» в своем обзоре, озаглавленном с чисто британским журнальным пристрастием к такого рода фальшивой игре слов «Terre à terre, 1891» и посвященном «Космическим романам» года, число коих к тому времени пошло на убыль. Назвав книгу Вольтеманда лучшей из всех представленных, он сквозь зубы (или, скорее, клыки) охарактеризовал ее (увы, с безошибочным чутьем) «роскошной выделки безделушкой, избитой, скучной и темноватой небылицей с несколькими совершенно восхитительными метафорами, только вредящими в остальном беспомощному повествованию».
Вторым и последним комплиментом бедного Вольтеманда удостоил в тощем манхэттенском журнале «Высокобровый горожанин» поэт Макс Миспел (еще одно ботаническое имя – Mespilus germanica, мушмула германская), профессор немецкого отделения Коломбинского университета. Герр Мушмула, любивший выставлять напоказ своих авторов, обнаружил в «Письмах с Терры» влияние Осберха (испанского сочинителя вычурных сказок и мистико-аллегорических историй, высокоценимого скорыми на выводы доктринерами), а также непристойного древнего араба, толкователя анаграмматических сновидений Бен Сирина, как передает его имя капитан de Roux, согласно Бёртону в его переложении трактата Нефзави о лучшем способе совокупления с тучными или горбатыми женщинами («Благоухающий сад», издательство «Барс», с. 187 в экземпляре, подаренном девяностотрехлетнему барону Вану Вину его врачом профессором Лагоссом, большим похабником). Критика Миспела кончалась так: «Если г-н Вольтеманд (или Вольтиманд, или Мандалатов) психиатр, кем, полагаю, он вполне может оказаться, то я столь же сочувствую его пациентам, сколько восхищаюсь его талантом».