А. С. Хомяков – мыслитель, поэт, публицист. Т. 2

Индивидуализм послужил обоснованием циничной беспринципности и утверждения благополучия «новых русских» за счет обделенности десятков миллионов детей и сверхбедности тех, кто вынужден жить на государственные пенсии. Утверждение идей гипердинамизма простимулировало погоню за западной модой в любых ее ипостасях. В итоге – разрушение отечественного производства, науки, образования и культуры, утверждение компрадорских формирований, проводящих откровенно антироссийскую и уж тем более антирусскую политику, поскольку, как известно, русские по-прежнему все еще составляют – демографически, социально и культурно – базовое основание государственных отношений в России.

В связи с этим позиции славянофилов, сложившиеся в значительной мере под влиянием идей А. С. Хомякова, сохраняют значение некоторых лимитов и ориентиров в современной религиозной, общественной и государственной жизни России. Как векторы духовно-культурной и социально-государственной ориентации, они могут выступать в функции корректировки антинационального и антигосударственного содержания глобализационных процессов.

Утверждение А. С. Хомякова, что «вещество, или материя, перед мыслью утрачивает самостоятельность»[320], сохраняет свое значение и для наших дней. Данная четкая максима методологически действенна по отношению и феномену НТР, когда возникают вопросы: В чем приоритет? В технике? В удовлетворении элементарных потребностей? В беспробудном пребывании в виртуальных измерениях? Или же в содержательном, последовательном и взвешенном творчестве? Как организовать будущее человечества по разумной (истинной) мысли?

Поиск ответов на подобные вопросы в наши дни труден и сложен. Некоторую помощь может оказать онтологизация истины, которая, по Хомякову, представляет собой синтез учения Церкви и веры в нее. Она, согласно учению мыслителя, единственна, как и Церковь («Церковь одна»). С этих позиций объектом критики становится религиозный, нравственный и научный релятивизм. Учение Хомякова не приемлет ни плюрализма, ни полипарадигмальности, столь популярных в постмодернистской социологии. Мыслитель захвачен состоянием «крайней озабоченности» (П. Тиллих) относительно истинности своих исходных позиций и принципов, устремлен к постоянному выявлению опасностей их возможных ложных направлений и толкований. В это служение истине включено ее непосредственное переживание личностью, соучастие этого переживания как критерия истинности. В моральных, художественных и философско-религиозных вопросах это соучастие, несомненно, значимо. Его роль рельефно выразил Л. Н. Толстой во «Власти тьмы» устами старого крестьянина Акима. Тот отличает ложь от правды своим противопоставлением оценок «Тае» и «Не тае». Но всем читателям и театральным зрителям понятно, что старик бескомпромиссен в следовании нравственной правде. Нравственная ответственность за служение истине и за следование лжи – значимый принцип нашего времени. Его вариант выразил А. И. Солженицын: «Жить не по лжи!».

Для Хомякова, как и для Сократа, существует только одна истина. Он чувствует себя ее служителем, но, в отличие от Сократа, одним из многих, т. е. сослужителем в соборном опыте, который для него невозможен вне Церкви. Онтологически заданная, принципиальная нерасчленяемость истины предполагает включенность в нее всей полноты человеческого опыта, открывающейся лишь в учении Православия. От нее уклоняет, согласно Хомякову, догматика католицизма и протестантизма, равно как и внешнее соблюдение православной обрядности. Они уводят человечество от нравственного императива христианской любви в дебри бесчисленных частностей и, следовательно, заблуждений. Подменой этого императива, по природе своей эмоционально-волевого (в отличие от кантовского), является альтернатива рационалистической метафизики. Противостоянием ее принципам, образу мысли и действия является, по Хомякову, «иранство».

Параллельно А. С. Хомяков отвергает попытки использования религиозного христианского умонастроения в повседневных политических и житейских расчетах; духовный потенциал Православия отвергает как погоню за мелочными выгодами, так и все разновидности братоубийства.

Будучи онтологичным не только по своему объекту, но и по собственной природе, познание в своем соборном содержании выступает как «живознание» и направлено против индивидуализма в гносеологии, морали и творчестве, равно как и против односторонней логики рационализма, которой противостоит «образный априоризм» (Г. Гачев), определяющий синтетичность восприятия мира в противоположность синкретичности. Речь идет о целостности мира на основе соборности, братской любви и веры. Верность Преданию в этой логике сочетается с полной открытостью культурной и интеллектуальной новизне.