Проблематика глобализма обстоятельно и разнопланово обсуждается в мировой и отечественной научной и публицистической литературе. При этом в нашей и в ряде других стран, лишь втягивающихся в этот процесс, заметно выражена тенденция, которую можно обозначить образом из басни И. А. Крылова: «А виноград-то зелен». Одновременно наблюдаются и обоснованные опасения последствий, и сознание собственной «недозрелости», объективной (и субъективной) неготовности последовательно осуществлять преобразования в экономической, социокультурной и нравственной сферах, которые несут с собой научно-техническая и информационая революция, новые качества мирового экономического и валютно-финансового рынков, трансформация старых и образование новых отношений между государствами в XXI столетии. Периферийное положение России по отношению к этим событиям, технологическое и организационное отставание, непреодоленность кризиса российского общества усугубляют опасения относительно выгодности для страны подключения к глобализационным процессам. Между тем состояние мировой экономики и мирового сообщества придало этому подключению статус альтернативы политики самоизоляции (автаркии). Вопрос состоит не в том, подключаться или не подключаться к объективно развертывающимся мирохозяйственным и информационным структурам, новым формам взаимодействия с другими странами мира. Здесь, по слову стоиков, «повинующегося судьба ведет, а неповинующегося – тащит». Правомерны другие вопросы: Когда и как подключаться, на каких условиях? С какими ограничениями внешнеэкономической, информационной, политической и культурной экспансии? С какими ограничениями тех внутренних центробежных процессов, которые создают многочисленные риски дальнейшего ослабления страны и даже ее распада?
Богатейшее идейное и духовно-культурное наследие русских религиозных мыслителей является одной из базовых позиций в обсуждении поставленных вопросов. Очевидно, что А. С. Хомяков специально не занимался и не мог заниматься проблематикой глобализации. Ее еще не было в его время. (По той же причине К. Маркс не мог разрабатывать проблемы ни научно-технической, ни информационной революции.) Поэтому искусственно было бы применять к процессам глобализации те или иные цитаты из сочинений А. С. Хомякова. Однако можно обратиться к целостному духовному опыту Алексея Степановича, выделить в нем круг интуитивных прозрений, относящихся к тому или иному состоянию общественной жизни. Герменевтическая фиксация авторских интуиций позволяет выйти за исторические рамки обстоятельств творчества мыслителя и обратить внимание на содержание, созвучное современной эпохе.
Идеи мыслителя всецело находятся в ипостаси духовного наследия – особого пласта культуры, приобретающего с ходом времени качества все более плотной конкретики. Во-первых, его структуры имеют собственную логику, часто расходящуюся с замыслом мыслителя. Во-вторых, восприятие его идей подвластно коснеющим превратностям «объективаций», по терминологии Н. А. Бердяева. В-третьих, значима череда реминисценций на слово Хомякова у поколений тех, кто считает себя – часто без достаточных оснований – наследником Хомякова, и тех, кто относит себя – иногда по недомыслию – к отрицателям духовного опыта мыслителя и его последователей, имеющих к тому же, как правило, собственное творческое лицо. Необходимо добавить к этому своеобразие современной ситуации смены цивилизации и принудительных для ближайших поколений обстоятельств. Поэтому задача аутентичного прочтения духовного опыта Хомякова, да и других мыслителей, находящихся от нас на большом историческом расстоянии, сама по себе является одной из сложнейших в практической герменевтике.
У А. С. Хомякова как мыслителя есть определенная двуосновность мировоззрения, всецело сохраняющего свою целостность. Она определяется в немалой степени образованием, позволившим ему в юные годы получить звание кандидата математики Московского университета, какового за несколько лет до Хомякова был удостоен Н. И. Лобачевский: отечественная математическая школа заложила уже тогда один из краеугольных камней своего научного авторитета.
Ошибочно думать, что математическое образование основано исключительно на деятельности рассудка и разума[318]. «Жар холодных числ» – не просто поэтическая метафора, а константа эмоционально-волевой сферы, свойственной усилиям математика. Известный онтологизм построений Хомякова питался и этим источником: модель бытия слишком серьезное дело, чтобы оставлять его лишь на уровне воображения. Влияние математических занятий сказалось на учении Хомякова о соборности, Церкви как сущностях, не имеющих для себя эмпирических аналогов.