А. С. Хомяков – мыслитель, поэт, публицист. Т. 2

Смутное время XVIII века не завершилось на рубеже XX столетия соборным единением всего русского народа, и доныне не осмыслена губительность для соборного сознания подчинения русской жизни нормам протестантско-потребительской идеологии. Не дана, лишенная идеологических пристрастий, историософская оценка императорской эпохи, и выводы через художественное слово не стали достоянием думающей России.

До сих пор не прекращаются попытки представить Февраль и Октябрь 1917 года роковым стечением случайных обстоятельств. Логика социально-политического анализа императорской эпохи убеждает, что в результате реформ Петра I, ставшего причиной очередного системного кризиса, приведшего к всевластию бюрократии и проведению антинациональной политики, скопились столь непримиримые противоречия, общество было настолько социально поляризовано, что императорская Россия обречена была пройти через революцию.

Основная причина кризиса российской имперской государственности начала XX века состояла в том, что тогда не удалось найти адекватную форму соборного устранения глубочайшей социальной поляризации Российской империи, устранить накопившиеся за многие годы противоречия, примирить народную мечту с практикой имперской государственности. В утрате русскими людьми XX века понимания идеи русской соборности, природы самодержавия и сущности царской власти выразилось главное преступление русской мысли, настолько глубоко проникшее в ее толщу, что оно не изжито и до сих пор.

Если окинуть мысленным взором весь петербургский период, то невольно напрашивается мысль, что тяжелое наследие досталось Николаю II: губительны и непоправимы были последствия того периода развития русской государственности; до предела были накалены противоречия между простым народом, в поте лица добывающем хлеб свой насущный, и чиновничьей бюрократией, интеллигенцией, высшим светом. Глубокая социальная трещина прошла через всю Россию. Насколько ясно понимал это государь? Этот вопрос навсегда останется для нас невыясненным, сокрытым его молчаливо-сдержанной и мистически настроенной загадочной личностью. Во всяком случае Николай II, направляя реформаторскую деятельность в России, старался никого из подданных не обидеть, всех призреть, всем дать мир и покой, всем обеспечить простор творческой инициативы.

Николай Александрович, вероятно, понимал, в чем причина духовного разложения, экономической разрухи и политической нестабильности. Восстановление соборного единства русского народа, идеалов Святой Руси, возможно было лишь в случае, если бы русская аристократия и вся просвещенная часть общества помогала носителю верховной власти прийти к единению с народом. Но образованное общество своими действиями лишь потворствовало разрушительным силам. «Кругом измена, и трусость, и обман», – напишет государь в своем дневнике в роковой миг отречения от престола.

Л. А. Тихомиров, один из горячих сторонников идеи монархической государственности, писал, что еще «в конце XVIII века – начале XIX парламентаризм мог казаться великой идеей, великим открытием политического разума, а потому мог фанатизировать народы, как общенациональный идеал. В настоящее время это невозможно. Парламентаризм обнаружил на практике свою малоценность. Увлекать сколько-нибудь развитые умы он не может. Наше конституционное движение горячо поддерживается только теми, кто заинтересован в нем как в своем классовом орудии господства над страной. Его сторонниками являются адвокаты, журналисты, мелкая интеллигенция, наименее научная часть профессуры, наиболее спекуляторская часть промышленников, то есть все кандидаты в политическую роль. Но нацию в широком смысле столь явно скомпрометированное учреждение уже нигде не может горячо увлекать». Дальнейшее развитие мировой истории показало, что Лев Александрович был большим оптимистом. Современное человечество в основной массе своей продолжает считать этот институт «священной коровой» и непременным атрибутом цивилизации.

Если бы любой царь, король или князь позволил себе совершить тысячную долю тех зол, которые от лица народа творятся народными правительствами, они тотчас же были бы сметены восстанием, а в памяти народов получили бы имена иродов и антихристов. Но беззакония творятся именем народной власти, и народы, загипнотизированные этими словами, поют «аллилуйю» ныне существующему порядку, несмотря на те гигантские расходы, которые из скудных народных кошельков тратятся на бесконечные «демократические» процедуры. Правда, и «народным избранникам» иногда приходится нелегко: в сегодняшней России «законодательную власть» можно разогнать, даже расстрелять на виду у всего изумленного человечества. И что же? Завтра, не испытывая ни малейших угрызений совести, те же депутаты вновь неудержимо рвутся занять парламентское кресло.

Возможен ли спасительный выход из нынешней смуты?