А. С. Хомяков – мыслитель, поэт, публицист. Т. 1

Для Хомякова, как и для Карсавина, тема личности является центральной в их творчестве, о Карсавине замечает Зеньковский, что антропология является исходным пунктом его «увлечения метафизикой всеединства»[1352]. Карсавин в своем определении личности как триединства строго следует православному догмату и пишет: «Раскрывая или осуществляя себя, утверждая себя как сознающее себя бытие, личность саморазъединяется или самораспеределяется, соотнося с собою, как своим же собственным средоточием, свои моменты и воссоединяясь. В этом процессе второе (разъединяющееся или “логическое”) единство противопоставляет себя третьему и первому, определенному первоединству, которое и предстает как начало второго и – чрез второе – третьего, утрачивая определенность и совпадая с ними в качестве средоточия личности и самой личности»[1353]. Личность раскрывает и определяет себя преимущественно во втором единстве, которое Карсавин называет «личным бытием самосознанием» и которое, здесь он ссылается на Хомякова, «пользуясь счастливым словом А. С. Хомякова о Троице, как бы “театр” личности, в котором и в качестве которого она преимущественно раскрывается»[1354]. При этом «театр» личности – это перевод самого Карсавина. В современном переиздании статьи Хомякова «О Троице» перевод другой – «поприще». В этом, собственно, и состояла для меня интрига. Почему «театр» личности? Проявление это склонности Карсавина к уже отмеченной «игре ума», притом что он все-таки скорее аналитический мыслитель, сознательно избегающий модный в его время философский символизм и мистицизм. Или же это намеренное введение эстетического, креативного момента ко второму логическому определению личности. Карсавин знает о близости позиции Хомякова и Ф. Ницше в их видении духовно-телесного единства, органичности реальности, явленного в истории как иранское и кушитское начала у первого и как аполлонийское и дионисийское – у второго, причем единство у Ницше переживается на сцене в хоре, а у Хомякова в церкви. Интересной является и тема игры, которая делается значимой для постижения реальности у Г. Г. Гадамера в его герменевтике. Но это отдельные темы. Существенной представляется попытка Карсавина преодолеть чисто логическое определение личности, панлогизм диалектики Гегеля. И это является общим для него и Хомякова.

Личность как сознающее себя бытие, но бытие не только познается, но и творится личностью. Для такого бытийственного расширения достаточно было бы и слова «поприще». Театр – эстетическая, творческая способность, она человека выводит за рамки познания бытия как оно есть, за рамки естественной необходимости, об этом много пишет Н. А. Бердяев. Бытие не только есть, и человек может не только стремиться воплотить в себе его полноту, прожить и познать его, но кроме того еще и воплощать, творить его с эстеической установкой на прекрасное, реализуя собой и чрез себя красоту бытия. Не буду затрагивать тему негативной эстетики и эстеизм.