77eb4cbcc6db2c1290fdfa6123ec7259

Избежав опасной зоны, я не только тщательно соблюдала правила, но и упорно пыталась

вернуть ощущение нормальности, чем бы это ни было. Риск, которому я подверглась в

доме Теда, раздробил мое восприятие. Я стала, в одно и то же время, оторвана от

реальности и интенсивно связана с ней, так что “реальная жизнь” теперь казалась плоской

и странно тусклой. Полицейские, рок-звезды, солдаты и профессиональные преступники

испытывают такое же изменение, падение от неукротимого парения к непреодолимой

усталости, вот почему они обычно общаются с себе подобными. Кто еще способен понять

это возбуждение? Нервы на пределе, сознание готово взорваться от наряженности

ситуации. После этого вам нужно уговаривать себя успокоиться, пока не кончится завод и

события вернутся к своему обычному размеру. Меня до сих пор лихорадило, в глазах

мелькало. Океан пульсировал слева от меня. Морской воздух казался ломким, как кусок

стекла. Как кремень из камня, солнце зажигало искры на волнах, и я почти ожидала, что

океан вспыхнет пламенем. Я включила радио и настроила на станцию с грохочущей

музыкой. Опустила стекло, и дала ветру трепать свои волосы.

Вернувшись домой, я поставила коробку на письменный стол, вытащила из кармана

квитанцию и отправила комбинезон в стиральную машину.

Мне никогда не надо было вламываться в дом Тедди таким образом. О чем я только

думала? Я была чокнутой, временно повредилась умом, но этот мужик довел меня до

белого каления. Мне всего-то нужен был кусочек информации, которым я теперь владею.

Конечно, я понятия не имела, что с этим делать. Меньше всего мне нужно было опять

связываться с моим бывшим.

Мы расстались плохо, и я запретила себе вспоминать о нем. Мысленно отрезала все

отсылки к нашим отношениям, так что теперь я едва разрешала себе помнить его имя.

Друзья знали, что я была замужем в возрасте двадцати одного года, но они не знали ничего

о том, кем он был, и понятия не имели, почему мы расстались. Я положила мужика в ящик

и бросила на дно моего эмоционального океана, где он с тех пор и изнывал.

Странно, что когда мой второй муж, Дэниэл, предал меня, глубоко задев мою гордость, он

не нарушил мое понятие порядочности, так как это сделал Микки Магрудер.

Я могу быть немного беззаботной по отношению к уголовному кодексу, но всегда серьезно

отношусь к закону. Микки перешел черту и пытался утащить меня за собой. Я ушла

внезапно, бросив большую часть своих вещей.

Избыток адреналина начал уходить из моей системы, впуская беспокойство. Я пошла на

кухню и употребила вместо транквилизатора сэндвич. Выложила арахисовое масло на два

куска сытного зернового хлеба, расположила нарезанные кусочки маринованного огурца, как большие зеленые горошины на толстом слое пасты карамельного цвета. Разрезала

готовый сэндвич по диагонали, выложила на бумажную салфетку и облизала нож.

Одно из достоинств жизни в одиночестве - тебе не нужно объяснять особенности своего

аппетита в моменты стресса. Я открыла банку диетической колы и поела за кухонной

стойкой, сидя на табуретке, с журналом Тайм, который я читала с конца до середины.

Меня никогда не интересовало то, что в начале.

Закончив, я скомкала салфетку, бросила в помойное ведро и вернулась за стол. Я была

готова заглянуть в коробку памятных вещей, хотя немного побаивалась того, что могу

найти. Так много прошлого сохранилось в мелочах. Большинство из нас выбрасывает

больше информации о нас самих , чем когда-либо решает сохранить. Наши воспоминания

о прошлом искажаются не только неправильным представлением о запомнившихся

событиях, но и теми, о которых мы забыли. Память похожа на движение по орбите

двойной звезды - одна видимая, другая в темноте, траектория явного навсегда зависит от

гравитации того, что скрыто.

Я села во вращающееся кресло и откинулась назад. Задрала ноги на стол, коробка на полу

рядом. Быстрый визуальный обзор говорил о том, что через минуту после моего ухода

Микки упаковал все, что имело отношение ко мне. Я представила себе, как он тащит

коробку по квартире, хватает мои вещи и кидает их в кучу. Я видела пересохшие

бутылочки с косметикой, ремень, ненужные письма и старые журналы, скрученные в

рулоны и перевязанные резинкой, пять романов в мягкой обложке и пара туфель.

Остальной одежды, которую я оставила, не было. Наверное, он закинул ее в мешок для

мусора и позвонил в Армию спасения, радуясь мысли, что так много моих любиых вещей

будет распродано за бакс или два. Наверное, он провел черту в том, что касалось памятных

вещей. В любом случае, некоторые из них были здесь, спасенные от чистки.

Я протянула руку и порылась в содержимом, позволив пальцам сделать выбор среди

незнакомых скоплений, разрозненных, забытых и заброшенных кусочков.

Первым предметом, который я извлекла, был пакет старых табелей успеваемости, перевязанных белой атласной лентой. Их сохранила тетя Джин, по непонятным для меня

причинам. Она не была сентиментальной по натуре, и качество моих академических

успехов вряд ли заслуживало сохранения. Я была довольно средней ученицей, не

испытывающей никакого влечения к чтению, письму или арифметике. Я хорошо помнила,