верхнем этаже, казалось, опирались на эркер, а крышу украшала простая деревянная
резьба.
Построенный в 1875 году, дом был простым и скучным, в нем недоставало обаяния и
деталей эпохи, чтобы обеспечить защиту местных историков.
Поток машин перед ним постоянно напоминал, что центр Санта Терезы находится всего в
двух кварталах. Через несколько лет дом, возможно, будет продан и закончит свои дни в
качестве магазина подержанной мебели или крошечного семейного предприятия.
В конце концов здание снесут, и участок будет продан под коммерческую застройку. Я
думаю, что каждый винтажный домик не сумеет избежать разрушительного чугунного
шара, и скоро наступит день, когда история простого человека будет полностью стерта.
Особняки богачей останутся на своих местах, самые громоздкие из них переделают в
музеи, художественные академии и благотворительные фонды. Дома среднего класса, как
этот, вряд ли доживут до следующего столетия.
В настоящий момент дом был цел. Передний двор был ухожен, дом недавно выкрашен.
Из прошлого мне было известно о просторном заднем дворе, выложенном кирпичом
патио, жаровне для барбекю и фруктовом саде.
Я нажала на кнопку звонка. Резкий звук отозвался эхом в доме. Питер Шекелфорд, “Шек”
и его жена , Банди, были близкими друзьями Микки задолго до того, как мы
познакомились. Это был второй брак для обоих, Шек был разведен, а Банди была вдовой.
Шек усыновил ее четверых детей и растил как своих собственных. В те дни мы
развлекались часто и просто: пицца, ужин вскладчину, барбекю на заднем дворе, одноразовая посуда и бутылки, принесенные гостями.
Там обычно присутствовали младенцы в памперсах и малыши, бегающие по газону. Дети
постарше играли в фрисби или носились по двору, как шайка хулиганов. В присутствие
всех родителей дисциплина была демократичной. Любой, оказавшийся поближе к
нарушителю, мог действовать.
В те дни я не была так горда своим бездетным статусом и иногда присматривала за
малышами, пока их родители оттягивались.
Микки и Шек пришли работать в отдел полиции Санта Терезы приблизительно в одно
время и трудились на близком расстоянии. Они никогда не были непосредственно
партнерами, но эти двое, вместе с третьим копом по имени Рой “Лит” Литтенберг, были
известны как три мушкетера. Лит и Шек были членами сборищ в Хонки-Тонк в год
крушения Микки. Я надеялась, что кто-то из них может знать о его местонахождении и
состоянии. Еще мне нужно было подтверждение содержания письма. Я была убеждена, что Микки виноват в избиении, которое привело к смерти Бенни. Я не была уверена, что
буду делать, если окажется, что у него было алиби на ту ночь. Эта мысль заставляла мой
желудок сворачиваться от беспокойства.
Шек открыл дверь через полминуты, хотя ему понадобилось еще десять секунд, чтобы
понять, кто я такая. Задержка дала мне возможность отметить изменения в нем.
Когда я его знала раньше, ему было под сорок. Значит сейчас ему за пятьдесят, и он
прибавил килограммов пятнадцать. Гравитация отметила все места на его лице, которое
теперь определялось серией идущих вниз линий: густые брови над набрякшими веками, обвисшие щеки, кустистые усы и тяжелый рот, изгибающийся вниз, к двойному
подбородку. Его густые волосы цвета соли с перцем были коротко подстрижены, как будто
он все еще подчинялся требованиям департамента полиции.
На нем были шорты, шлепанцы и свободная футболка, обвисший ворот которой открывал
клочок белых волос на груди. Как и Микки, Шек три раза в неделю тренировался в
подъеме тяжестей, и до сих пор в нем чувствовалась сила.
- Привет, Шек. Как дела? - сказала я, когда увидела, что он меня узнал. Я не улыбалась.
Это был официальный визит, и я предполагала, что его чувства ко мне не были теплыми и
дружескими.
Когда он ответил, его тон был на удивление мягким.
- Я всегда думал, что ты появишься.
- Ну, вот и я. Не возражаешь, если я войду?
- Почему бы и нет?
Он отступил, позволяя мне зайти в холл. По сравнению с воспоминаниями, тишина
казалась неестественной.
- Можешь пройти за мной назад. Я не провожу много времени в этой части дома.
Шек закрыл дверь и пошел через холл к кухне.
Даже с первого взгляда было заметно, что половина мебели отсутствовала. В гостиной я
заметила кофейный столик, несколько маленьких столиков и деревянное кресло с прямой
спинкой. Небольшие кружочки на ковровом покрытии отмечали, где раньше стояли диван
и легкие кресла. Встроенные книжные шкафы возле камина были теперь лишены книг.
На их месте двадцать пять-тридцать фотографий в рамках показывали несметное
количество улыбающихся лиц: младенческих, детских и взрослых. В основном это были
студийные портреты, но некоторые были увеличенными изображениями с семейных
сборищ.
- Вы переезжаете?
Он помотал головой.
- Банди умерла шесть месяцев назад. Большая часть мебели все равно была ее. Я разрешил
детям забрать, что они хотели. Для меня вполне достаточно.
- Это они на фотографиях?
- Они и их дети. У нас тринадцать внуков от них четверых.
- Поздравляю.
- Спасибо. Младшая, Джесси, помнишь ее?
- С темными кудряшками?
- Это она. Самая непослушная. Она еще не замужем, но усыновила двух вьетнамских
детей.