Надеясь обойти меня, Ломбард обратился к Эду Уэллсу, старшему государственному деятелю и вице-президенту Boeing по разработке продукции. В результате этого обхода многие высокопоставленные сотрудники Boeing стали считать меня обструкционистом. Моя репутация твердолобого поднялась до новых высот, хотя я не считал, что заслужил ее; я просто делал то, что было в интересах программы 747 и компании Boeing. К счастью, главные инженеры Boeing традиционно имеют право решающего голоса в таких вопросах, поэтому мне удалось удержать RB211 от участия в программе 747, пока они не устранили наши опасения.
По просьбе Уэллса я прилетел в Нью-Йорк в этот период и встретился с Ломбардом в старом отеле Ritz Tower. В назначенное время я вошел в его номер и обнаружил там такой роскошный завтрак "шведский стол", что им можно было бы накормить 20 человек, хотя нас было всего двое.
Мы обменялись любезностями и приступили к завтраку. Я надеялся, что Ломбард наконец-то предоставит технические данные о Hyfil, которые мы просили, но вместо этого он разразился страстной диатрибой о прочности лопастей вентилятора. Чтобы доказать свою точку зрения, он вскочил, убежал в спальню и через мгновение вернулся с настоящей лопастью Hyfil.
Он был длинным и изогнутым, как скимитар. Взмахнув им как оружием, Ломбард поднял его над головой и с угрожающим размахом опустил вниз. К своему изумлению, я увидел, что лезвие пронзило насквозь журнальный столик в комнате. Эта демонстрация, конечно, подтвердила полезность Hyfil как ножа, но все же не означала, что лезвие выдержит многолетнее использование в авиакомпании. Я также очень сомневался, что отель оценит такое обращение Ломбарда с их мебелью.
Оказалось, что мои сомнения были вполне обоснованными. Несмотря на заявления Rolls-Royces о композитных лопастях вентилятора RB211, они не выдержали критического испытания. Rolls-Royce был вынужден отказаться от Hyfil в пользу цельнометаллических лопаток. Все это произошло в непростое время для Rolls-Royce Aero Engines, которая пережила банкротство только благодаря правительственной помощи. Она восстановила свое финансовое положение и продолжила разработку версий RB211 с большей тягой. Мы сертифицировали их для использования на широкофюзеляжных самолетах 747 и 767.
Упорно держась, я подтолкнул Rolls-Royce в правильном направлении и в итоге принес им много бизнеса, которого иначе у них не было бы. В то время меня определенно считали плохим парнем - не только в Rolls-Royce, но и в Boeing. Но если бы мы приняли на вооружение тот оригинальный RB211, я не сомневаюсь, что Boeing и Rolls понесли бы финансовые потери, а наша репутация была бы сильно подмочена.
Я рад сообщить, что в последние десятилетия у меня сложились очень теплые отношения с компанией Rolls-Royce. Люди в этой великой британской компании признают и выражают благодарность за ту роль, которую я сыграл, помогая им устанавливать множество отличных двигателей на реактивные лайнеры Boeing.
───────
Путешествуя по Европе для компании Boeing весной 1973 года, я ненадолго посетил Парижский авиасалон того года. Это был год дуэли SST, когда англо-французский Concorde и российский Ту-144 по очереди выступали перед собравшимися толпами.
В день моего визита шел дождь, и полеты не планировались. Эта пауза пошла мне на пользу, потому что я оказался приглашенным - вместе с Линном Оласоном, Джеком Уодделлом и третьим коллегой из Boeing - на экскурсию по Ту-144.
Самолет показался мне очень похожим на "Конкорд", который я тоже осматривал. Нашими хозяевами были советский летный экипаж SST и несколько российских инженеров-авиаконструкторов и руководителей отрасли. Показав нам пассажирский салон, они провели нас в кабину пилотов. Мы все втиснулись туда, и наши хозяева принесли икру и водку. Среди смеха и хорошего товарищества мы выпили с ними тост и провели довольно приятную беседу. Я много общался с русскими на протяжении десятилетий и всегда находил их очень хорошими людьми.
На следующий день я летел домой, сидя в первом классе на борту самолета United 747, когда стюардесса пригласила меня посетить летное поле. Пилот хотел поговорить со мной о 747-м, объяснила она. Это было в те времена, когда ФАУ еще не требовало, чтобы двери кабины пилота закрывались в полете для защиты от угона.
Экипаж из трех человек приветствовал меня и указал на свободное место. Я сел, и у нас завязалась непринужденная беседа, в ходе которой они рассказали мне, как им нравится 747-й. Капитан нахмурился, вспомнив что-то, когда я встал, чтобы уйти. "Ты слышал новости, Джо?" - спросил он.
"Нет, что?" спросил я.
"Ту-144 разбился во время выступления перед толпой в Париже. Все находившиеся на борту погибли".
Новость очень сильно поразила меня. От него я узнал, что советский экипаж, очевидно, потерял контроль над своим SST, пытаясь избежать самолета с камерой. Я только что был в гостях у этих ребят, и мы прекрасно провели время. Они были так полны жизни и смеха. Узнать, что они погибли, было чертовски неприятно.