400 вопросов и ответов о вере, церкви и христианской жизни

Ну такого много, скорее, все-таки в околоцерковной среде. И объяснение этому простое и почти единственное. Связано оно с низким уровнем церковной образованности значительной части наших прихожан, понятно, почему возникшим. Ведь в советское время люди или не имели возможности узнавать то, чему действительно Церковь учит, или, крестившись не так давно, все еще не потрудились узнать, во что она верит. Кроме того, нельзя забывать, что на настоящий день значительная часть нашего духовенства не имеет даже заочного семинарского образования. И это непростая проблема, которую нужно трезво осознавать и относиться к которой как к реально существующей.

Но проблема малой образованности, видимо, не касается молодых священников?

Да нет. В провинции бывает и так, что по крайней церковной нужде молодые священники прежде рукополагаются, а уже потом получают образование. Сейчас, конечно, как правило, нет такого, чтобы молодой рукоположенный священник не учился бы потом хотя бы заочно. Но покуда он научится, он ведь может своим прихожанам что-то и не вполне адекватное церковному катехизису назидать.

Сегодняшние обновленцы, сторонники новых реформ в Церкви, восстают против традиционного обрядоверия. Где критерий, позволяющий судить о том, какие изменения в церковной жизни допустимы, а какие нет?

Критерий тот, что, к примеру, те же реформы патриарха Никона, проводившиеся в согласии со всей полнотой Вселенского Православия, при одобрении высших церковных иерархов, были призваны уберечь нашу Церковь от перехода от тех или иных ошибок в национальном обряде к заблуждениям уже вероучительным. Кстати, наследие протопопа Аввакума, фактически доходившего до третеизма (до троебожия) и вводившего какие-то совершенно парадоксальные аспекты в учение о Святом Духе, нам показывает, как близка была эта грань вероучительного заблуждения. Нынешние же реформаторы руководствуются - и вся совокупность их деятельности об этом свидетельствует — не желанием смиренного, последовательного и единодушного с церковной властью преобразования тех или иных сторон христианской жизни, быть может, действительно нуждающихся в постепенном изменении, но потребностью кардинальных катастрофических для Церкви перемен, не эволюции, а революции, которая прежде всего выразилась бы в отказе от многовековой традиции. Патриарх Никон не порвал с традицией преподобного Сергия и других великих русских святых, он лишь расторг очевидные неправды, накопившиеся в церковной жизни его эпохи. Мы же, если пойдем вслед за — условно говорю — Кочетковыми К°, можем оказаться в ситуации, когда практически все существование Церкви, причем Вселенской Церкви, по крайней мере от Константина Великого или от Юстиниана Великого, будет объявлено неправедным. И когда только буквальное соблюдение богослужебных норм апостольской и первой иерусалимской общин и их отношение к церковно-государственным взаимосвязям будут признаны единственно возможными. Что же касается языка богослужения, то даже не знаю, норма какого столетия будет в таком случае считаться искомой. Ведь, по сути дела, ратуя за русский язык богослужения, сегодняшние обновленцы утверждают, что все десять веков наша Церковь молилась не на том языке, ибо никогда в истории Русской Церкви на обиходном разговорном языке богослужение не совершалось. Кирилл и Мефодий перевели его для южных славян с греческого на церковнославянский, ставший особым сакральным языком церковной словесности, который потом сподвижники князя Владимира донесли до восточных славян.

Что делать, если твое мнение в каком-то конкретном случае не совпадает с мнением Церкви?