образованы, и оказывали немалое влияние на отношения между различными государствами
Цалатхэна.
Был собран отряд, и, под водительством настоятеля Хаввира, отправился отряд в путь к
башне хэи Гоира. Достигнув тех мест, не стали монахи сразу же бросаться в бой, но поселились
поблизости и начали наблюдать за башней. Так, заметили они, что хотя каждый день покидает
Женщина-Птица башню, каждый вечер неизменно возвращается она. В этом усмотрел настоятель
Хаввир возможность для осуществления своего замысла и начал подготовку к нему. Днем монахи
выполняли необходимые работы, а вечером уходили из башни, прятались поблизости и наблюдали
за возвращением страшной птицы.
И вот, наступил день, когда Эала, возвращаясь в свою башню, увидела во дворе человека, который держал в руках натянутый лук. Этот человек был Хаввир. Завидев птицу, он натянул лук
и выпустил стрелу. Никакого вреда не причинив железному оперенью Эалы, отскочила стрела, и
Женщина-Птица в гневе бросилась на противника. Однако Хаввир стоял недалеко от строения и
успел скрыться в нем, и запер за собой тяжелую дверь – не ставшую, впрочем, сколько-нибудь
значительным препятствием для Эалы. Хаввир бросился бежать, а Эала преследовала его, но не
смогла сразу догнать, потому как бежал Хаввир по каменным коридорам, где не могла лететь
Женщина-Птица. Впрочем, она быстро настигала его. Один из коридоров перегораживала решетка
с железной дверью и Хаввир, забежав за решетку, закрыл дверь за собой. В бешенстве бросилась
на нее Женщина-Птица и стала рвать своими когтями, и железные прутья толщиной в три пальца
лопались и ломались, уступая ее напору. Однако решетка на короткое время задержала Эалу, и
Хаввиру хватило этого времени, чтобы повернуть рычаг в стене. Тогда сработал механизм, над
которым трудились монахи последние два месяца, и рухнул потолок в той части коридора, где
была Эала, и тонны камней погребли ее под собой.
Хаввир выбрался из коридора через другой ход, подготовленный заранее. Когда увидели
его монахи, возликовали и возрадовались, и с радостным кличем устремились к своему
настоятелю.
Перед тем как отправиться в обратный путь, решили монахи обыскать башню. Если
находили они человеческие остатки, то выносили во двор и сжигали их (так было принято в
Цалатхэне), из имущества же хэи Гоира не брали ничего. Настоятель Хаввир и Леин, самый
молодой из монахов, поднялись в верхнюю часть башни, ибо хотелось взглянуть им на гнездо этой
удивительной птицы. Поднимаясь по лестнице, услышали они детский плач и ускорили шаги. В
большой комнате на вершине башни, где раньше была спальня вельможи, нашли они мальчика
нескольких месяцев отроду. И хотя был грязен ребенок, не было на нем ни ран, ни болячек.
В сильном изумлении сказал Леин:
– Откуда здесь этот ребенок? Ведь сколько ни наблюдали мы за Женщиной-Птицей, не
видели ни разу, чтобы детей или что-либо еще приносила она в свою башню.
Сказал Хаввир:
– Я думаю, это ее сын. Я видел ее так же близко, как вижу сейчас тебя. Полны были ее
груди, а из сосков текло молоко.
Воскликнул Леин:
– Но ведь это человеческое дитя! Нет у него ни крыльев, ни железных когтей, ни чего-либо
подобного!
Сказал Хаввир:
– Очевидно, потому, что в нем больше крови отца, чем матери.
Спросил Леин:
– Но кто же отец его?
– Ты мог бы и сам догадаться, – ответил ему настоятель. – Или ты забыл историю о
кончине хэи Гоира? Один из ближних слуг его рассказывал, что, услышав в тот день сильный шум
на верху башни, поднялся он и заглянул в проем двери. Увидел слуга, что мертвы воины Гоира и
жена его, но сам он совокупляется с этой демонической птицей.
– Вы полагаете, наставник, что это сын хэи Гоира и Женщины-Птицы? Но если так, как же
нам поступить с ним?
– Мы возьмем его с собой и воспитаем, как должно, – ответил Хаввир. – Также возьмем с
собой сияющую сферу, что лежит близ него, ибо мне кажется, что это весьма необычная сфера, а
раз так – нельзя допустить, чтобы она попала в руки воров и бродяг.
Так они и поступили. Весть об уничтожении Женщины-Птицы и о том ребенке принесла
монастырю немало благ, а настоятелю – славу: красивую легенду сложили о походе его.
Меж тем, проходило время, и рос мальчик в монастыре Киуна. Был он весьма ловок и
прилежен в учении, и радовались монахи, глядя на него. Впрочем, некоторые особенности все же
отличали его от человека: никогда не болел он, а кожа его, будучи на ощупь кожей обычного
ребенка, могла становиться прочнее стали, если он желал этого.
И вот, прошло тринадцать лет.
И появился в городе, где стоял монастырь, некий странник. Что можно сказать о
внешности его? Немногое, ибо ничем не был он примечателен. Широкоплечий, среднего роста, с
самым обычным лицом, в одежде не бедной и не богатой. На плечах его был плащ с капюшоном.