26b5465a54f0fb67580165b5a7e11988

затем они стали темнеть, покрываться блестящей чешуей и бить в воздух так, будто бы атаковали

кого-то невидимого. На их концах вместо пальцев были головы шипящих змей, плюющихся ядом.

Тот, кто был Стэфаном стал выше ростом и продолжал расти дальше. Вся его одежда

вскоре превратилась в лохмотья. Пробиваясь наружу, кожу разрывали когти и шипы. Плечи

раздались вширь, кожа потемнела, стала твердой как камень, мышцы заиграли, налились сталью.

Когда он закричал, его крик обернулся низким рычанием. Язык его теперь напоминал пилу со

многими зубцами. Из глотки изрыгался огонь. На плечах вспухли и увеличились черные почки. По

мере того, как тело его продолжало расти, почки раскрывались и возникали новые. Это были

головы. Головы почти человечьи – с раскосыми глазами, широкими губами, длинными клыками.

На груди зазвенело ожерелье из черепов. Четыре ноги, шесть рук, и змей, вырастающих из спины

и извивающихся в воздухе – бесчисленное количество. Ногти на пальцах превратились в

изогнутые когти. Единственным предметом одежды, не считая ожерелья и золотых браслетов на

руках, ему служила теперь набедренная повязка – металлический диск, множеством цепочек и

шнурков прикрепленный к веревке, обвитой вокруг пояса. Из груди, на месте сосков, и ниже, там, где были ребра, выходили длинные когти, напоминающие беспорядочно шевелящиеся лапки

насекомых. В верхней части живота было еще одно лицо с широкой пастью.

Из движения, из того, что возрастало в нем, родилось имя. Его имя. Он засмеялся. Он стал

единым целым. Наконец-то.

Он танцевал. Он был огромен. Захохотав, он вытянулся и стал ростом с гору. Он схватил

одну из гор, отломал у нее вершину и зашвырнул высоко в воздух. Его пальцы крошили камень, как творог. Языки пламени нисходили с небес и ласкали его кожу. Он был уже не просто в танце, но и управлял им, насыщал себя его своей силой. Со всех концов неба подули ветра и начался

небывалый шторм. Тот, кто был Стэфаном, продолжал двигаться и реветь, призывая огонь из

земных недр. Скоро это место станет огнем и ветром – и больше ничем. Станет одним

бесконечным, свободным движением.

…В ту самую минуту на вершине горы появились двое. Неторопливо они стали спускаться

вниз, к долине, где танцевал терафим. Видя, какие разрушения вызывает его танец, один из этих

людей начертал в воздухе некий знак. Повинуясь неведомой силе, демон, опоясанный бурей и

ветрами, поднялся в воздух и во мгновение ока скрылся из глаз.

Спутник этого человека, высокий и беловолосый, спросил:

– Куда ты отправил его, наставник?

Сказал первый:

– В нижние области Сущего, называемые также Преисподней. Пусть до времени

порезвится в аду. Там он найдет то, что теперь ему больше по нраву – огонь и ветер.

Спросил второй:

– А сможешь ли ты так же легко призвать его обратно, когда захочешь?

Сказал первый:

– Без сомнения, ведь стал он зависим от моей Силы.

Тогда Принц Каджей (а вопрошающим был именно он) задумался и через некоторое время

задал другой вопрос:

– Наставник, не опасаешься ли ты, что со временем чары, подчиняющие этого демона, могут истаясь? Ведь ты сотворил могущественного терафима, способного, может быть, противостоять даже и Лорду – не опасаешься ли ты, что рано или поздно тебе самому придется

столкнуться с тем, что сотворил?

Сказал Мъяонель:

– Нет, не опасаюсь. Потому как я вовсе не накладывал на него никаких подчиняющих чар.

Удивился Амрег и промолвил:

– Каким же образом ты управляешь им? Каким образом заставляешь подчиняться себе?

– Его ведет некий ритм энергий, который он называет танцем, – ответил Мъяонель. – Моя

же Сила объемлет этот ритм.

Сказал Принц Каджей:

– Что необыкновенного было в том юноше? Ведь это уже не первые Земли, которые

посетили мы, но только здесь ты, наконец, осуществил то, что задумал.

Сказал Мъяонель:

– Я ощутил в нем то, что – пусть не в этой жизни, но в следующей, или в последующей –

могло бы сделать его Обладающим Силой, если бы оказалось оно взращено гармонично, или

Одержимым Силой, если бы при созревании оно оказалось бы повреждено. Скрытое от глаз и от

чародейского зрения, подобно оно таящемуся в земле зерну, что взывает ко мне, ибо я – Хозяин

Рощи. Я удобрил почву и дал влагу этому потаенному зерну, пробудил его и позволил ему взойти

в том виде, который был мне потребен. Поэтому я и не беспокоюсь о том, что этот терафим

выступит против меня. Для него это так же невозможно, как невозможно человеку прыгнуть в

небо. Свобода была слишком тяжела для его плеч, и обособленность его от людского рода

вызывала в нем только лишь душевную боль и ненависть. Потому вместо свободы я дал ему

Предназначение.

Сказал Принц Каджей:

– Пусть так. Пусть он не способен напасть на тебя. Но если ты вызовешь его в разгар

битвы, а он повернет не в ту сторону или вовсе не пожелает участвовать в войне?

Сказал Мъяонель: