2028

Я на миг замер, и почувствовал сильное нежелание открывать её, и тем более заходить внутрь. По ногам что-то текло, что-то промёрзлое и неприятное. Постояв некоторое время, я всё же решился и вошёл внутрь. И как только я перешагнул через вход, огонёк в керосинке резко колыхнулся, словно под напором ветра, и потух. Наступил мрак.

Помещение из белого кафеля выглядело в нём тускло. Здесь было темно, окна были заделаны, и лишь узкие щели между дощечками пропускали сюда слабые линии ночного света. Но белый кафель вырисовывал помещение из мрака, и было хоть немного, но всё же видно. Справа находились раковины с кранами, над которыми на стене висело продольное серебристое зеркало. Ещё одно, широкое и почти на всю высоту стены, громоздилось с противоположной стороны.

А у окна стоял он. Молча стоял, чуть растопырив ноги, прицельно глядя на меня. Одет был Виталик в свой камуфляж чёрного цвета, как тогда, когда уходил на вылазку. На лице сидел респиратор, и чёрная шапка была чуть сдвинута поближе к бровям. Я остановился в трёх шагах от него, и мы молча стояли и смотрели друг на друга. Я сглотнул, потому что какой-то непонятный страх сейчас осел внутри меня. Я не слышал, как Виталик вдыхал и выдыхал сквозь свою маску, но его плечи мерно приподнимались и опускались.

Наконец, набравшись духу, я спросил:

— Где ты пропадал всё это время?

Виталик ничего не ответил. Он стоял и молча смотрел на меня, а его глаза, казавшиеся мне отсюда какими-то неестественно светлыми, не отступали от моего лица ни на миг.

— Что с вами произошло? Почему вы так долго не возвращались? — вновь спросил я, но ответа снова не последовало.

Виталик безмолвно стоял, и мои глаза, постепенно привыкшие к темноте, стали выуживать из мрака странные детали. Куртка на поисковике была какой-то грязной и слегка облезлой, правый рукав вовсе был разодран. На левой ноге, чуть выше колена, проступало тёмное и большое пятно. В сумраке комнаты я не разобрал, что это за пятно, но выходило оно из широкой дыры в штанине. И какой-то странный запах исходил от поисковика, неприятный, резкий. Запах сырой земли и гнили.

Виталик, всё также молча смотря на меня, вдруг медленно поднял правую руку, поднёс указательный палец к фильтрам респиратора и как бы безмолвно произнес: «Т-с-с-с».

А потом растворился в темноте, на ровном месте. От увиденного я чуть не свалился на пол: ноги подкосились, согнулись, задрожали колени, будто тело моё в это мгновение прибавило добрую тонну. Я впал в ступор, сердце моё подпрыгнуло, кажется, до самой глотки, а по спине встали дыбом все мои волосинки. Я попятился назад и чуть было не потерял равновесие, но вовремя ухватился за раковину справа от себя. Облокотившись на неё почти всем весом и крепко ухватившись, я звонко вдыхал и выдыхал воздух, чувствуя, как с каждой секундой мне становится всё хуже и хуже. Я поднял лицо, посмотрел на своё отражение в зеркале: лицо было бледным, как у покойника, и по вискам проступали испарины пота.

Я старался не потерять сознание, хотя голова у меня закружилась. Крепко ухватившись за раковину, я повертел краны, но вода не полилась. Потом я нервно перекинулся на соседнюю раковину, повертел там, потом на третью, но нигде не было воды. Я понял, что теряю самообладание. Вновь подняв отяжелевшую голову, я посмотрел в зеркало. Второе зеркало, что было в отражении, показывало меня, стоявшего к нему спиной. А в нём – ещё одно, и ещё, и ещё. И так, кажется, до бесконечности. Бесчисленные копии меня пялились друг на друга. И в один момент я увидел, что где-то не в самом дальнем из отражений рядом со мной образовался силуэт, ровно стоящий и смотрящий туда же, куда и я. Я резко обернулся, сбив с раковины керосиновую лампу: она упала и разлетелась на осколки при звонком ударе о белый кафель. Рядом со мной никого не было. Я посмотрел на второе зеркало, и в его отражении всё было примерно так же: я стоял спиной к зеркалу позади и смотрел на самого себя в бесчисленном количестве раз.

Больше мне находиться здесь не хотелось. Вывалился в коридор и пошёл в ту сторону, из которой прибежал раннее. Я направлялся в свою аудиторию. Мне было плохо, и я осознавал, что продолжать дежурство был не в состоянии. Уходить самолично со смены, не предупредив никого, было запрещено, но сейчас мне было всё равно на это. Но когда я вышел на лестничную площадку и стал спускаться, наваждение постепенно начало спадать. Я остановился на ступенях, переждал немного. Стало легче. Выдохнув и облокотившись о стену, я вытер пот с лица. Простоял так некоторое время, а потом вспомнил про оставленное в раскрытых сумках на столе оружие в аудитории.

Я быстро поднялся на четвёртый этаж, нашёл в темноте оставленную открытой дверь и вошёл внутрь, подошёл к столу и впал в глубокое недоумение.

Стол был совершенно пуст, оружие исчезло.

Сейчас мне вспомнились слова Григория. О замкнутом круге. О том, что любое предпринятое действие не приносит какого-либо результата, и всё возвращается на круги своя. Как было раньше.