Егор подошёл ко мне и тоже обнял. Потом от толпы отделился Владислав, кто-то ещё, и каждое новое объятие становилось крепче предыдущего. Я их отпускал, и они шли дальше. Друзья, просто знакомые, незнакомцы, но тоже родные мне, вся профессура вместе с ректором – все они проходили мимо меня, узнавали и здоровались со мной. Потом я увидел Григория, идущего без факела. Он остановился передо мной, и я сам его обнял. Так крепко, как только мог. Когда отпустил, он слегка похлопал меня по плечу, улыбнулся своими зелёными глазами и двинулся дальше, скрываясь в этой медленно текучей, наполненной гомоном голосов, массе.
Я отошёл назад, переполненный жгучим восторгом и счастьем. Сколько их здесь? Сотня? Тысяча? Люди не переставали идти мимо меня.
Саша встала рядом, держа меня за руку. Платон стоял с другой стороны, провожая взглядом мимо идущих и держа на руках свёрток.
— Мы словно пилигримы, бредущие по чужой земле, — сказал он.
Я стоял на месте, смотрел на пребывавших, а потом не выдержал и сорвал с лица респиратор. И вздохнул широкой грудью стылый воздух. Огонь факела трещал и разгонял туман, но тепло исходило не от него, а от мутного огненного шарика, парящего высоко над нами. Возвышающегося над пеленой мглы, возвышающегося над самим небом. Туману было не достать до него, он был не в силах противостоять силе его огня.
Я посмотрел на Сашу, что прижалась ко мне, и крепко обнял её свободной рукой.
Люди всё шли, и не было конца их потоку.
Потоку, направляющемуся в своё новое пристанище.
Конец.