_2020_10_28_03_57_12_770

борчивость в средствах – все эти качества роднят ее с тем обществом, к которому она стре-

мится. Ей хорошо известен образ мыслей, повадки и привычки людей «высшего света», и она

входит в этот круг как своя. Беда Бекки, как подчёркивает автор, лишь в том, что обстоятель-

ства ее происхождения – бедность, сиротство, одиночество – ставят ее в невыгодное положение

по сравнению с теми, чья респектабельность покоится на солидном основании наследственных

поместий и титулов или банковского счета. (У Чичикова в Гоголевских «Мёртвых душах» та

же проблема; и для ее решения Чичиков избирает весьма оригинальный способ. Но Чичиков

мужчина, а Бекки – женщина. На «Ярмарке Тщеславия» в большем ходу женские чары и жен-

ское кокетство, нежели женский ум).

«Пожалуй, и я была бы хорошей женщиной, имей я пять тысяч фунтов в год», – размыш-

ляет Бекки. И Теккерей, как видно из контекста, склонен согласиться с ней. Как только Бекки

обретает вожделенные деньги, она сразу же становится благотворительницей. Но это не душев-

ный потребность – это то, что в моде на «Ярмарке». (Вспомним Островского: «Я буду грешить

и буду каяться так, как вы», – говорит Машенька своей тётке Софье Игнатьевне Турусиной в

пьесе «На всякого мудреца довольно простоты»).

Восхищаясь остроумием, находчивостью, проницательным умом и неистощимой энер-

гией своей героини, Теккерей показывает, как все эти достоинства обращаются во зло и какой

мёртвой пустыней становится духовный мир этой молодой женщины, где нет места ни любви,

ни материнской нежности, ни бескорыстной дружеской привязанности. «После обеда Родон

146

И. В. Щеглова, Е. Князева, Е. Степанцева. «Пишем роман. Основы писательского мастерства. Очерки и размыш-

ления»

засыпал в кресле; он не видел лица сидевшей против него жены – хмурого, измученного и

страшного. Когда Родон просыпался, оно озарялось свежей, невинной улыбкой». Этот драма-

тический контраст между внешним обаянием Бекки и «страшной» внутренней её опустошён-

ностью неотвратимо нарастает по ходу действия романа.

Но не менее убогим и безрадостным выглядит в изображении Теккерея и мирок «ярма-

рочных» добродетелей. Об этом красноречиво свидетельствует сопоставление двух образов и

двух судеб – Ребекки Шарп и ее школьной подруги Эмилии Седли.

Эмилия кажется полной противоположностью Ребекке. Это воплощение чувствительно-

сти, наивности и беспомощной слабости (качества «идеальной жены», воспетые в английских

романах. На «Ярмарке» тоже имеют свою цену). Эта «воплощённая добродетель» и не помыш-

ляет о том, чтобы самостоятельно проложить себе дорогу в жизни (её этому не учили). Все, что

она умеет, – это любить и жертвовать собой. Но как слепа и ограниченна её любовь, как бес-

смысленны и бесполезны её жертвы! Самозабвенно поклоняясь своим двум «идолам» (как сар-

кастически называет их Теккерей), мужу и сыну, она не облагораживает, а только развращает

их своей нежностью. Джордж Осборн-старший готов изменить ей через месяц после свадьбы;

а маленький Джорджи вырастает таким же самодовольным хлыщем и эгоистом, каким был

его отец. В течение полутора десятков лет Эмилия принимает как должное самоотверженную

преданность Уильяма Доббина, не задумываясь над тем, как больно его ранит её равнодушие: перечитывая её письма, сбережённые за все эти годы, он терзается сознанием того, «как все

они холодны, как любезны, как безнадёжны и как эгоистичны!» От проницательного взгляда

автора не может скрыться то развращающее действие, какое оказывает атмосфера «Ярмарки»

даже на самые чистые души; отсюда иронический оттенок его суждений о мыслях и поступках

Эмилии, этой «нежной паразитки», как называет он ее в конце романа. Эмилия и Доббин при-

надлежат к числу немногих честных и добрых людей, появляющихся на страницах книги. Но и

они в своём решающем объяснении, где высказывается всё, что накипело на сердце, прибегают

к словам «торг» и «сделка», столь далёким от языка любви, но столь обычным на «Ярмарке

Тщеславия». «Он так долго был у её ног, что бедняжка привыкла попирать его. Ей не хоте-

лось выходить за него замуж, но хотелось его сохранить. Ей не хотелось ничего ему давать, но

хотелось, чтобы он отдавал ей все. Такие сделки нередко заключаются в любви», – с горькой

усмешкой комментирует эту сцену Теккерей.

Так определяется общий иронический колорит этого романа, повествующий о нравах

человеческого общества, чьи пороки лицемерно рядятся в маску добродетели, а добродетели

сами оказываются сродни пороку. Теккерей показывает, как низменные интересы оскверняют

самые возвышенные, казалось бы, проявления человеческой природы – патриотизм, служение

обществу, семейные привязанности. Переосмысливая привычные для рядового англичанина

того времени традиционные приёмы народного театра – кукольной комедии или пантомимы, –

он выводит персонажей на сцену романа как марионеток, а сам выступает в роли кукольника, режиссёра спектакля, комментирующего их игру.

Такое построение романа даёт автору право завязывать разговор по душам с читателем,

спорить с ним, предугадывая его возражения, обобщать и пояснять смысл происходящих собы-