Другим – что как душа его по своей глубине и размаху тоже была величайшей.
Так что там, где канцлер мог бы спорить с монархом, человек не мог спорить с великой душой. Оксеншерна просто склонил голову: «Как изволите судить, сир,» - был его единственный ответ.
Густав отметил проявление преданности кивком головы. «А теперь, друг мой,» - сказало спокойно, - «мне нужно побыть одному.» Выражение его лица, полное монаршего достоинства, постепенно сменилось страдальческим.
- В том нет твоей вины, Густав, - прошептал Оксеншерна. – Ты ничего мог поделать.
Но король уже не слушал. Он уже не желал слышать ни доводов, ни возражений. Но Аксель всё же попытался: «Ничем! Твоё обещание жителям Магдебурга шло от чистого сердца. Виноваты лишь твои «союзнички». Георг-Вильгельм Бранденбургский не стал бы тебе помогать, а Иоганн-Георг Саксонский перекрыл путь. Так как бы ты мог…?»
Он замолчал. Всё бесполезно. Реальность человеческой жизни, которую король-воин на время отодвигал в сторону, теперь захватывала его как человека. Огромная, мощная фигура в центре палатки, казалось, вот-вот разломится пополам. Густав Адольф упал на колени, преклонил голову и сложил руки для молитвы. Костяшки пальцев побелели, руки его дрожали.
Канцлер вздохнул и отвернулся. Король Швеции ушел в себя и, как Аксель знал по опыту, на многие часы. Много часов будет проведено за молитвой за души магдебуржцев. Оксеншерна не даже сомневался, что, знай Густав имена тех десятков тысяч убитых и замученных, он упомянул бы каждого в своих обращениях к Г-споду. Повсечасно вспоминая письма, которые они слали, прося о помощи. О помощи, которую он был не в состоянии оказать.
Много часов.
Выйдя из палатки, Оксеншерна всмотрелся в равнины Центральной Европы. Миллионы уже погибли на этих равнинах с тех пор, как тринадцать лет назад разразилась эта ужаснейшая из всех войн. И всё идёт к тому, что ещё миллионы погибнут, прежде чем она закончится. Всадники Апокалипсиса в радостном опьянении неслись по этим равнинам.
Печаль была в его глазах, но не более того. Канцлер не претендовал на величие души, подобно королю. Он просто признавал факты и платил верностью без колебаний. Так что взгляд его был твёрд. Сух и холоден перед ясным будущим, а не тёпел и мягок от знания прошлого. Лучше чем кто-либо из живущих, Аксель Оксеншерна понимал ту душу, что склонилась в молитве за его спиной. Это понимание и давало ему умиротворение, столь необходимое, глядя на эти равнины.
Глава 7
По проекту спортзал школы вмещал полторы тысячи человек. Оглядываясь по сторонам Майк прикинул, что в него набилось вдвое больше. Присутствовало почти всё население Грантвилла и окрестностей, за исключением дежуривших на электростанции и пары дюжин шахтёров - членов Майкового профотделения.
Катастрофа, которую уже все стали называть Кольцом Огня, случилась три дня назад. С тех пор УМВА превратилось волей-неволей силы обороны города. Другой группы вооруженных и организованных людей, способных патрулировать территорию попросту не имелось. Полиция Грантвилла состояла всего из пяти полицейских, включая начальника. Даже не будь Дэн Фрост ранен, он не справился бы вопросами круговой обороны. Грантвиллская полиция была по уши загружена одним только поддержанием порядка в городе.
Больших проблем с населением города не было, кроме панических закупок, которые мэр пресёк быстрым и решительным указом о закрытии магазинов. Полиция патрулировала город, следя за соблюдением указа, но особого сопротивления не наблюдалось. В глубине души всякий призна-вал, что мэр принял единственно верное решение.
Настоящей проблемой, причем становившейся всё серьёзнее, был приток беженцев, пробирав-шихся к окраинам Грантвилла. Похоже, что вся сельская округа была затерроризирована ордами наёмников. До сих пор никто из солдат не приближался к городу, люди Майка были начеку.
Майк стоял на полу спортзала, возле мест у самого входа. Фрэнк Джексон с небольшой группкой шахтёров сгрудились вокруг него. Тут же, справа от них, у самого краешка самого нижнего ряда сидела, сжавшись Ребекка Абрабанель. Беженка-еврейка все ещё пребывала будто во сне, смуща-емая незнакомыми людьми и, в ещё большей степени, незнакомым оборудованием вокруг неё.