1632-vtrehub

Само собой, за все эти годы Густаву II Адольфу приходилось иерпеть и поражения. Датчане разби-ли его при Хельсингборге, а поляки – под Хонигфельде⁶⁴. Но датчане и поляки могли бы поведать тем, кто стоял под штандартами Габсбургов, об удивительной способности шведского короля оправляться от ударов. Удары судьбы придавали ему новых сил, а из поражения он стремился извлечь максимальный урок.

Людям Тилли он и преподнес этот урок, долгий и трудный, ещё до захода солнца. Но увы, они оказались не самыми способными учениками. Нахальный Паппенгейм, который теперь безуспеш-но пытался собрать остатки своей конницы на дороге в Халле, один урок всё же вынес. Какими бы жалкими ни выглядели шведские клячи, люди верхом на них были восе не жалки. Ни они, ни те пехотинцы, что сопровождали их как прикрытие. Семь раз Чёрные Кирасиры шли в атаку на шведские порядки, семь раз были они отброшены, после чего, в результате контратаки, - обращены в бегство.

Да уж, неважные ученики из них получились.  А сейчас на противоположном фланге имперская конница проваливала свой урок в восьмой раз.  Первая атака, неудержимая, энергичная, уверен-ная в успехе,- никаких караколей, - ударила как волна о берег. Имперцы ожидали встретить расте-рянного и разбитого противника, чей строй смят внезапным бегством саксонцев. Вместо этого кавалерия католиков наткнулась на крепкую, отлично размещённую оборонительную линию. Хорну даже удалось захватить дорогу на Дюбен и вырыть вдоль неё канавы.

Загрохотали аркебузы шведов.  Ряды ощерились пиками. Имперской коннице пришлось отойти.

Отойти, но не прийти в уныние. Армия Тилли одержала самую первую крупную победу в Тридца-тилетней войне – в битве при Белой Горе. За одиннадцать последующих лет к ней прибавилось множество триумфов. Ту армию обвиняли, - справедливо, - в преступлениях, но в трусости – никогда.

Снова бросились они в атаку с саблями наголо и снова были отброшены.

Пехотные терцио всё приближались. Кавалеристы, видя их приближение, опять отважно пошли на противника. Победа должна быть за ними, а не за теми жалкими пехотинцами.

Но никакого толку. А терцио ползли всё дальше. В конце концов имперские кирасиры отказа-лись от сабельных атак и перешли  на пистоли. Они начали накручивать круги караколей, стреляя с дальней дистанции. Они были наёмниками в полном смысле этого слова и не могли позволить себе потерять своих прекрасных коней. И им было известно, что основным такти-ческим приёмом шведов против тяжёлой кавалерии был поразить лошадей, аркебузой и пикой. Король сам обучил их тому. Густав Адольф давно сам понял, что его шведские пони не ровня немецким кавалерийским лошадям. Так что им предстояло стать основной целью.

А терцио всё ползли наискось через поле. Вперёд, на левый фланг шведов, теперь уже стоявший под прямым углом к изначальной позиции. Те семнадцать терцио напоминали настоящий ледник – медленный, но неотвратимый.

Но неотвратимость эта оказалась иллюзорной. Ледник вот-вот должен был расколоться, столк-нувшись с невиданной прежде силы артиллерийским огнём. Ибо на том поле стояла лучшая артиллерия того времени под командованием лучшего из артиллерийских командиров. Торстен-ссон в приказах не нуждался. Король даже отправлял к нему вестовых. Молодому генералу-артил-леристу достаточно было увидеть, как Густав отправляет бригады Хепбёрна и Витцтума в подкреп-ление Хорну, чтобы понять, что затевается. При всей своей осторожности в стратегии, на поле бит-вы шведский король был смел до безрассудства на поле битвы. Торстенссон понял, что назревает контратака и что его задача – размягчить, ослабить  терцио перед ней. Бить по ним, заставить смешаться, истечь кровью. Подобно пикадору на арене, он должен был ослабить зверя до появления матадора.

«Развернуть орудия!» - закричал он, после чего, бегом, как всегда в бою, Торстенссон бросился к передней линии. Похоже, то был день сорванных шляп. Он сорвал свою с головы и принялся ею размахивать.

«Развернуть орудия!» Во второй раз ему пришлось поперхнуться собственным криком. В то лето в тех местах случилась засуха и почва на равнине была совершенно сухой. Пыль, поднятая огромны-ми массами лошадей набилась ему в горло. Указывая шляпой направление, он беззвучно под-твердил свой приказ.

Все его пушкари были понюхавшими пороху ветеранами. Тут же, кряхтя от усердия, они схвати-лись за ломы, стараясь развернуть орудия так, чтобы обеспечить анфиладный огонь по терцио, что двигались мимо них.

В их батареях было два типа орудий. Большинство из них, а именно 42, были так называемые «полковые пушки». То были трёхфунтовки, первые в истории полевые орудия. Их ядра делались из литой бронзы, их стволы были лёгкими и короткими, что делало их особенно манёвренными в бою. После нескольких экспериментов шведы обнаружили, что уменьшение порохового заряда позволяет орудию служить дольше. От таких пушек было мало толку при осаде крепостей, но на полях битв они показали себя превосходно.